— Я спрашивал не о профессии героини рассказа, — перебил я Наума. — А о том, есть ли у тебя такая соседка?
— Неужели я не понял, Засолов? Отлично я все понял. Разумеется, что есть. Примерно, как и твоя Ирина. Очаровательная разведенная женщина, владеет придорожным кафетерием.
— Занятие, бесспорно, прибыльнее, чем у Джейн.
— Во сто крат, — с усмешкой добавила Ирина.
— Правильно, — кивнул Наум. — Я же не из благотворительной организации. Зачем мне бедная бюджетница из краеведческого музея?
— С твоей соседкой — ясно, — кивнул я. — Заедем после как-нибудь перекусить в ее кафетерий. Но у тебя, Гольц, не все сходится с твоей работой. Ведь фирма Стоуна накрылась медным тазом, и он остался на мели.
— Нет, сходится. Ты просто не знаешь. Я больше не работаю главным редактором. У журнала были крупные неприятности с налоговой инспекцией, и мне пришлось уйти. Вышибли, короче, коленом под зад. По типу того, как и тебя с твоей фармацевтической фирмы. Сейчас я сижу дома и тоже занимаюсь переводами.
— Ты мне об этом не говорил.
— Люди делятся на две категории. Одни любят рассказывать о своих неудачах и невзгодах. Вторые — нет. Я отношусь ко второй категории.
— Принадлежи, ради бога, к кому угодно. Но меня ты бы мог поставить в известность. Меня же это касается напрямую, — с упреком произнес я. — Ты мой работодатель.
— Я учту, Засолов. Согласен с твоим замечанием. Чрезмерная скрытность иногда не приводит ни к чему хорошему. Но у каждого свои тараканы в голове. Вот ты постоянно твердишь, что вырос в семье обычных железнодорожников. Но так ли это? Твой отец был начальником станции, а мамаша заведовала центральными железнодорожными кассами. Стыдно сказать. Мой покойный родитель — царство ему небесное — уникальный специалист, кандидат наук, ходил к ней кланяться, чтоб раздобыть билетик на кавказские минеральные воды.
— У нее, к счастью, не было проблем с гинекологией, а то бы она сама ходила ему кланяться.
— Потом, Валентин, тебе нравится повторять, что ты жил на рабочей окраине города. Но почему-то ты не добавляешь, что жил в собственном частном доме, — усмехнулся он.
— Ну да, в частном. Но в деревянном и одноэтажном, — заметил я.
— Но по тем временам для Москвы это была великая редкость. На дворе же был социализм.
— Должность моих родителей и домик в Марьиной роще — детский лепет по сравнению с махинациями, которые проворачивала твоя семейка. Вроде той, как она сплавляла в Израиль старинные бриллианты в обмен на афганские дубленки.
