Ехали как-то клоп Мстислав и таракан Максимка в поезде и купили себе аэрозоль от насекомых, чтобы было не скучно в дороге, и начали делить.
Клоп Мстислав настаивал делить по миллиметрам, у него с собой был алмаз от расстрелянного отца.
Таракан Максимка резать баллончик не советовал, но иначе как делить?
В купе пришла муха Домна Ивановна, но и она, как ни любила жидкость от насекомых, не могла вспомнить, как ею пользоваться.
Решили баллончик выбросить из окна, а самим сойти на ближайшей станции и посмотреть, что получилось, однако муха выбросилась вместе с баллончиком, не в первый раз, и когда Максимка на попутном «мерседесе» добрался до места. Домна Ивановна уже разделась до трусов и ходила на четвереньках, а пятая и шестая ноги ей отказали, но веселиться так веселиться!
Что касается клопа Мстислава, то ему не терпелось до такой степени, что он соскочил с «мерседеса», не ожидая финала, и шел издали, нюхая аромат постепенно.
Однако, когда он домаршировал до места пьянки, все вдыхая аромат во все больших количествах, таракан Максимка уже отключился и отдыхал, прислонясь к продырявленной банке, и усы у него пошли кольцами.
Рядом лежали деревенские, случайный муравей Ленька со стадом тлей, которое тоже полегло, и жук-солдат Андреич в сцеплении с женой Веркой.
В целом пир вышел отличный, только поговорить Мстиславу было не с кем, обсудить погубленных предков, и он запел любимую «Постель была расстелена», слова Евтушенко.
Как-то плотва Клава отдыхала после родов в доме отдыха и познакомилась там с молью Ниной.
Они весело проводили время, Нина иногда рассказывала анекдоты, сидя в шкафу, а Клава висела и сушилась на веревке на балконе, усталая и умиротворенная.
Слышно не было ничего, но плотва улавливала момент, когда Нина начинала беззвучно смеяться, и колыхалась в ответ.
Время от времени заходили другие отдыхающие, кондор Акоп, например, но скромная Нина сидела, закутавшись в свитер, в шкафу, а плотве Клаве вообще было ни до чего после кесарева.
Так они и провели эти прекрасные дни.
Червь Феофан все не давал покоя пауку Афанасию: только Афанасий все приберет, навесит занавески, тут же Феофан приползает, притаскивает на себе мусор, яблочные огрызки, шелуху (живет в конце огорода, что делать) и начинает рассуждать о вечности, о звездах, о том, зачем ему, червю, дана эта жизнь.
Афанасий злился, буквально на стену лез, но сказать Феофану правду (да кто ты такой, чтобы рассуждать, червь!) — этого Афанасий не мог, боялся обидеть Феофана, который и так про себя говорил: да кто я такой, чтобы рассуждать, червь, и все. И вопросительно смотрел при этом.
