Он не будет сидеть сложа руки и смотреть, как у него отбирают его единственную любовь. Молли принадлежит ему, и он не даст ей выйти замуж за другого, чего бы там ни требовал клан.
Решение принято, и он повернулся к морю, подставив лицо клочьям тумана и прохладному ветру.
Надо все обдумать, составить план. От этого зависело его, их будущее, да и будущее всего клана Салливанов.
Он снова подумал о колыбели, и эта мысль укрепила его решимость, заставила сжать кулаки.
Свадьба Молли назначена на завтра — у него еще есть в запасе несколько часов и, может быть… может быть…
Улыбаясь, он отвернулся от пенящихся волн. Теперь он знал, что делать.
От этого зависела его жизнь, их жизнь и судьба всего клана.
Ничто не могло испугать детектива Дэнни Салливана из отдела по борьбе с бандитизмом Чикагского полицейского управления.
О нем говорили, что у него стальные нервы, и ему действительно еще не приходилось оказываться в ситуации, которая нарушила бы его внутренний покой.
Перспектива остаться без назначенного свидания в пятницу вечером, возможно, обеспокоила бы его.
Если бы он разбил свой «мустанг» 67-го года, это, вероятно, раздосадовало бы его.
Шестифутовая красавица-блондинка могла бы заинтриговать его.
Но ничто в этом мире не могло бы его испугать.
И вдруг этот небольшой шевелящийся сверток, оставленный кем-то на переднем сиденье его машины…
В сумерках теплого вечера пятницы Дэнни стоял перед дверцей «мустанга» и хмурился, не веря своим глазам. Он моргнул в надежде, что зрение прояснится.
Кто-то подкинул ему в машину ребенка.
Нашарив ключи, Дэнни быстро отпер дверцу, сел на водительское место и опустил до отказа стекло. В машине было слишком душно.
Сидя в корзинке для переноски младенцев, лицом к заднему сиденью ребенок гукал, сучил ножками, сосал мягкое пластмассовое кольцо и был, казалось, чем-то ужасно доволен.
Тут сработал инстинкт полицейского, и Дэнни осторожно осмотрел корзинку, чтобы выяснить, нет ли записки, метки или вообще какой-нибудь зацепки, любого намека на то, чей это ребенок и, что еще важнее, почему эту кроху оставили в его машине.
Внутри корзинки было постелено и подоткнуто со всех сторон желтое с белым детское одеяльце. Стараясь не испугать ребенка, он внимательно оглядел уголки в поисках каких-либо ярлыков или меток.
Ничего.
На малыше был матерчатый подгузник, безупречно чистый и, к счастью, сухой, но явно не новый. Выцветшая желтая рубашечка тоже была совершенно чистая и тоже не новая. Ни на подгузнике, ни на рубашке не было никаких меток.
