— Ты что, ее знаешь? — спросил наконец один из старослужащих.
— Да, — ответил я. — Учились вместе.
«Деды» еще раз посмотрели на женщину на экране — и на меня.
— Пиздишь, — сопоставив увиденное, заключил самый наблюдательный из «дедов».
— Честное слово! — поклялся я.
— Как ее фамилия? — прищурился «дед».
— Майорова, — сказал я.
— Майорова? — уточнил «дед». —Да.
— Свободен, солдат, — сказал «дед». — Ушел от телевизора!
Справка для женщин и невоеннообязанных: приказы в армии отдаются в прошедшем времени. «Ушел от телевизора!» — не выполнить такой приказ психологически невозможно, ибо в воображении командира ты уже ушел. А за несовпадение реальности с командирским воображением карается обычно реальность.
И я ушел от телевизора и, спрятавшись за колонну, в тоске слушал родной голос… Первая часть телеспектакля закончилась, по экрану поплыли титры: «Зина — Елена Майорова»…
— Солдат! — диким голосом крикнул «дед». — Ко мне!
Я подбежал и встал столбиком возле табуреток. Старослужащие смотрели на меня с недоверием и, на всякий случай, восторгом.
— Ты что, вправду ее знаешь? — спросил наконец самый главный в роте «дед».
— Правда, — сказал я. — Учились вместе.
— Ты — с ней?
— Да, — ответил я. Диалог уходил на четвертый круг. Поверить в этот сюжет они не могли. Впрочем, после полугода армейских радостей я и сам верил во все это не сильно.
— Красивая баба, — сказал «дед», буровя меня взглядом.
— Очень, — подтвердил я. «Деды» продолжали испытующе рассматривать меня. Прошло еще полминуты, прежде чем злой чечен Ваха Курбанов озвучил вопрос, все это время, видимо, одолевавший старослужащих:
— Ты ее трахал?
— Нет, — честно признался я.
Тяжелый выдох разочарования прокатился по казарме, и дембельский состав тут же потерял ко мне всякий интерес. С таким идиотом, как я, разговаривать было не о чем.
— Иди, солдат! — раздраженно кинул самый главный «дед». — Иди, служи.
Служба в Советской армии могла завершить мою жизнь самым немудреным образом: безо всякого Афгана мерли и гибли мы в Забайкальском военном округе довольно регулярно. Но рулетка остановилась не на мне, и я вернулся домой, переполненный впечатлениями от этой марсианской командировки. О возвращении чуть позже, а пока — о курсанте Керимове.
Начну, однако, с затакта…
Армия — вообще местечко не для эстетов, а в моем случае перепад был просто чудовищный. Достроевое мое представление о советском народе основывалось на лицах в родительских застольях и табаковской студии.
