Добров сделал огромные портреты практически каждого обитателя пансионата. И эта работа вновь прозвучала в среде сибаритствующей полупьяной художественной богемы каким-то странным, может быть, чуть надтреснутым колоколом. Его не понимали и не принимали. А сам Добров называл себя толстовцем. Но если Толстого можно охарактеризовать и как писателя, и как художника, и как проповедника, то Добров скорее являлся чистым проповедником.
Третьим подвигом Доброва было хождение по чеченским войнам. Он бывал и в Грозном, и в Гудермесе, и в Урус-Мартане.
Здесь необходимо дать описание его внешности. Человек небольшого роста с огромной пушистой седой бородой. Обладал мягким, совершенно не соответствующим его деяниям голосом. При этом он не проявлял ложной скромности, спокойно приходил в любую редакцию и предлагал свои рисунки.
В газете "Завтра" его всегда радушно встречали, давали развороты с его работами. Иногда он проходил в каких-то правозащитных изданиях, которых никто особо не видит и не читает, но именно для "Завтра" он являлся близким другом и уважаемым художником.
Одним из последних его великих проектов было хождение по Афганистану в промежуток времени между выводом наших войск и приходом американцев. Добров пешком обошёл всю страну. Развалины, танки, пострадавшие от боевых действий; там художник выполнил множество работ. Это был своеобразный жест примирения Востока и России. В Афганистане его полюбили, иногда даже приветствовали.
К семидесяти годам у него начало пропадать зрение, а что может быть более важным для художника? Но даже в этом состоянии он постоянно работал, думал, переживал. Рядом с ним неизменно присутствовала его жена.
Родом из Сибири, из Омска, Добров прошёл хорошую художественную школу, учился в пансионате при Суриковском институте, затем окончил Суриковский институт. Конфликты с художественным сообществом начались, можно сказать, ещё со школьной скамьи, ещё тогда он стал рисовать "всё как есть и немножко о социализме".
Как-то в Столешниках, уже в новейшую эпоху, когда буржуинство железной поступью шагало по стране, его прекрасную художественную мастерскую на мансарде посетили две немки. Графиня Фасбиндер и жена пастора. После увиденных ими картин они были в шоке, а немцев мало чем можно удивить.
Когда он ушёл из жизни, во время похорон казалось, что он лежит в гробу, отдыхая. От своих проектов, странствий, дум. Даже находясь в больнице, он, не переставая, рассуждал о том, как ему предстоит сходить на Север, туда, где он ещё не был.
