Караван его родного дяди Абу Талиба…
…Ах, дядя, возьми меня с собой… возьми…
Все еще спят в Мекке, но я не сплю… я всю ночь не спал… ждал…
Я знаю, чую, что утром уйдёт кафиля-караван…
Еще ночная роса лежит на необъятных песках…
Детство — это утренняя роса… быстра…
Ах, бродить босыми ступнями по влажным текучим пескам!
Пески текут нежно проваливаются под пятками моими и ножными пальцами…
Пески щекочут ноги мои…
Я люблю пески… Пески по-собачьи ластятся ко мне… ласкают меня…
Как матерь мама умма Амина бинт Вахб моя из летучего племени древнего Саад ласкала меня в люльке и потом в кроватке моей мекканской…
О Аллах!..
А потом меня отдали кормилице Халиме бинт Абу Зуайб…
Ах, блаженны соски её питающие
Ах, тогда я понял, почуял, что в мире нет чужих сосков, чужого молока, чужих человеков…
А все родные…
И вот умма Амина умерла, стала песком, когда мне было шесть лет
А отец мой Абдаллах ибн Абд аль Мутталиб умер, стал песком, когда я покоился во чреве матери
И вот уже во чреве матери я стал полусиротой
И вот уже не ступив на земной песок я стал полусиротой…
А потом через много лет прозрев — я скажу: "Рай находится у подножья наших матерей…"
О Аллах! Я до шести земных лет бродил в раю — у ног жемчужных матери Амины моей
О!..
Но потом и она стала песком и ноги жемчужные райские её стали песком
Поистине, ноги, бродящие в песке, становятся песком…
Пустыня — это кочующий необъятный прах усопших человеков…
Пустыня — это бескрайний караван-кладбище-мазар, где кости верблюдов переплелись перемешались с костями человеков…
Смерть делает всех равными, а жизнь — нет…
Значит, смерть справедливей, выше жизни?
И пустыня слаще оазиса?
И я хочу уйти в пустыню… в Смерть?.. в царство справедливости?
Но!.. Я хочу отделить кости верблюдов от костей человеков…
Но!.. Я хочу отделить тленных язычников идолопоклонников от вечных верующих в Единого Аллаха…
Но!..
Но есть Слова, которые воскресят вернут мёртвых…
И эти Слова у Аллаха…
И Он скажет мне Их?..
И я верну усопших из песка?..
О Аллах!
Но когда?..
О!.. И!..
И тогда мой дед Абд аль-Муталлиб ибн Хашим стал мне матерью и отцом
Но потом и он ушёл и стал песком… и стал пустыней…
О Аллах, мне тогда еще было восемь лет, и я не знал, не слышал через лай шакалов, и стоны верблюдов, и шелест сыпучих барханов, и плачи матерей погибших воинов-корейшитов — что Ты — Всевышний Вечный Отец мой…
И Ты тогда ещё не говорил со мной…
А только с небес шептал, но я, слепец, ещё не слышал Тебя…
