Мысль о том, что незнакомец мог быть банальным провокатором, пришла чуть позже, и Тихомиров снова засобирался было в участок. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что ни его персона, ни личность сестры не представляют для охранки никакого интереса. Семья их считалась вполне благонадежной. Иначе Полюшку не взяли бы на работу в дом великого князя. Может быть, проверка? Но тогда проверили бы сестру. Вручили бы чемодан ей, а не брату-студенту, которого незачем проверять…
Много разных мыслей и чувств обуревали Гаврюшу Тихомирова, пока он стоял в коридоре, глядя на дорогой кожаный чемодан. Услышав, как в гостиной часы пробили четыре раза, он спохватился: «Скоро придет сестра!»
Чемодан был спрятан под кроватью. Где и лежал потом, тревожимый только тогда, когда Гаврюша протирал пол в своей комнате.
После смерти «Янека» Тихомиров подумал, что теперь-то уже никто не вспомнит о «последнем надежном адресе». И, преодолевая непонятный страх, открыл загадочный чемодан.
Как он и предполагал по изрядной тяжести, там оказались, в основном, бумаги. Списки. Адреса. Письма. Записные книжки. Пачки газет, набранных почему-то только с одной стороны.
Он не стал их читать. Отвращение оказалось сильнее, чем любопытство. Он растопил голландскую печь и, развязывая пачку за пачкой, сжег все бумаги. Он бросал вслед за последним листком обрывки упаковки и обрезки шпагата, и брался за новую пачку. Так он дошел до самого дна чемодана, где лежало нечто, завернутое в холст. Сердце его дрогнуло, когда он увидел стопки денег. «Наверняка фальшивые», — решил Тихомиров, разглядывая банкноты. Правда, до сих пор он слышал только о поддельных пятидесятирублевых кредитных билетах. А в стопках были перевязаны нитками желтенькие рубли, красные десятки и белые четвертные. Имелись и сотенные билеты, и даже пачка двухсотенных, то есть банкноты, которых Гаврюша никогда прежде не видел. Если все эти купюры и подделали, то весьма скрупулезно — они были и потертыми, и порой надорванными. Некоторые выглядели как новенькие. Да они и были новенькими — на них красовался вензель Александра Третьего, а на старых бумажках был росчерк его предшественника…
Гаврюша так и не решился пустить деньги в печку. Через несколько дней он со всеми предосторожностями потратил первый рубль — просто для проверки. Сошло. И с десяткой сошло. Через месяц Тихомиров исчез из Петербурга, оставив сестре короткую записку: «Мне надо по-новому осмыслить жизнь. Не ищи меня и не осуждай. Вечно твой брат».
