— Потому что не можем себе позволить такую роскошь.
— Но ведь ваша семья…
Брижитт холодно взглянула на нее.
— Что вы знаете о моей семье?
— То же, что и все слышали о Темплерах…
— Да уж, к сожалению, о них наслышаны все… — Брижитт снова взглянула на нее и решила, что девушка не держала никакой задней мысли. Она решила переменить тему:
— Муж рассказывал, что у вас есть пожилая тетушка. Вероятно, вы захотите навещать ее по воскресеньям?
Присси посмотрела на нее с благодарностью.
— Это было бы чудесно, миссис Джи!
Брижитт разглядывала маленькое изящное существо, грациозно присевшее на ковер. Каждое ее движение было гармонично. Она была очень хрупкой, с тончайшими щиколотками и запястьями. Точеный профиль и нежная шея. Маленькие руки с тонкими пальцами. Ее лицо было бы некрасивым, если бы ни его выразительность; эти черты невозможно было представить себе неподвижными. «Ей нетрудно завоевать симпатию, — подумала Брижитт. — Может быть, именно притягательность этой личности заставила Фергюссона привезти ее сюда? Так ли это все случайно? Откуда взялось это внезапное желание стать няней? То, что она любит детей, совершенно очевидно, но она могла бы завести своих собственных! Мужчины должны находить ее очень соблазнительной.»
— Пойдемте, я покажу вам детскую. Кстати, как это вам удалось так быстро приручить Никки? У него достаточно трудный характер.
— Ну, до полного доверия еще далеко. Отчего он такой беспокойный? — спросила Присси.
— Не знаю. Он всегда был таким. (Может быть, страх за его будущее, не отпускавший ее во время беременности, так повлиял на него? Сарра, чье рожденье не вызывало такого беспокойства, была гораздо спокойнее.) Но ответьте мне, Присси, — спросила она неожиданно, — почему вас привлекает такая скучная, не требующая никакой квалификации работа?
— Может быть, дело в том, что я просто люблю детей, и у меня самой было очень одинокое детство.
— У меня тоже, — произнесла Брижитт помимо собственного желания.
На секунду они замерли, пристально глядя друг другу в глаза.
— Ну вот, теперь все ясно, — подвела черту Присси.
Ночью, ложась в постель, Фергюссон спросил Брижитт:
— Ну как, предпочла бы ты бриллиантовые сережки моему подарку? — он изо всех сил старался сохранять серьезность.
Брижитт колебалась. Ей ужасно хотелось поделиться с ним тем странным впечатлением, которое произвела на нее Присси, но выражение доверчивости, столь ясно проступившее во взгляде мужа, заставило ее сдержаться: она не осмелилась испортить ему удовольствие от чудесной находки, которой он так по-детски гордился.
