Не успела она об этом подумать, как дверь открылась, и Фергюссон появился на пороге. Он подбежал к кровати и крепко обнял ее. Ничто не существовало больше для Брижитт, только его крепкие, надежные руки, его лицо, склоненное к ее лицу. Как она могла подумать, что что-то, кроме этого, имело хоть какое-нибудь значение?! Бестактности дядюшки, фальшивая любезность тети и даже стройные ноги Присси — разве все это было важно, если рядом с нею находился Фергюссон! В его объятиях она почувствовала себя молодой и здоровой, несмотря на полностью неподвижные ноги. Брижитт счастливо рассмеялась. Фергюссон сначала удивленно взглянул на нее, но ее смех был так естественен и заразителен, что он тут же к ней присоединился.
Потом он поднялся и включил настольную лампу. Ее мягкий свет окончательно разогнал тени сумерек, притаившиеся по углам. На лестнице уже раздавался шепоток Сарры и беззаботное пение Присси. Она была самой веселой и непосредственной среди взрослых обитателей старого дома. Мрачным призракам прошлого не было места под одной крышей с нею.
Что это она там напевает? Ах, да, — Брижитт вспомнила слова детской песенки про Клементину: «Клементина, Клементина, миленькая ты моя…»
Сарра первая ворвалась в комнату и засветилась от счастья при виде матери. Брижитт погладила ее всклокоченную головенку.
— Да, малышка, — я уже здесь! Входите, Присси! А где же Ник?
Присси вошла летящей походкой. Ее волосы растрепал ветер, щеки раскраснелись. Она казалась воплощением юности и жизнелюбия.
— Он здесь. Поторопись, мой милый; чего ты ждешь?
Наконец появился и Никки. Он вошел медленно, почти нехотя, и замер на пороге. Он был бледен, его щеку пересекала длинная царапина, штаны на коленках были выпачканы грязью.
— Ну и ну! — Фергюссон критически его разглядывал. — Ничего удивительно в том, что ты не очень-то торопился войти! И надо же было так вымазаться!
Брижитт протянула руку к ребенку:
— Подойди поближе, малыш. Дай мне на тебя посмотреть!
Никки сделал неуверенный шаг вперед; напряжение не отпускало его, он так и не улыбнулся.
Болезненное ощущение заставило сжаться сердце Брижитт: больная мать, прикованная к постели, могла вызвать неосознанное отвращение у ребенка. Когда он к ней все-таки приблизился, она заметила выражение ужаса в его глазах, свойственное ему после пробуждения от ночных кошмаров.
— Что с тобою, малыш? Кто тебя так расцарапал? — нежно спросила она его.
— Клементина, — пробормотал Никки чуть слышно.
