Она наблюдала за ним, как он пересекал переполненные гостиные, и видела, что другие представители сильного пола инстинктивно уступали ему дорогу, а женщины глядели ему вслед потому, что он отличался от большинства мужчин, выделялся среди них, как чистокровный жеребец среди мустангов. И несмотря на свою молодость, Стефани тоже осознала это с первого взгляда.
Тогда он внушал ей благоговейный страх, она нервничала и терялась в его присутствии. И сейчас старые чувства нахлынули на нее снова, ей хотелось найти какой-либо темный уголок и спрятаться. Он глядел на нее так, как никогда раньше, вызывая слезы гнева и унижения. Она чувствовала себя так, будто он раздевал и исследовал ее тело и душу, делая свои выводы.
Она знала, что он должен был думать о ней все эти годы, но его сдержанная вежливость во время случайных встреч в прошлом не подготовила ее к такому хладнокровному нападению.
Как он должен был презирать ее!
— Нечего сказать, Стефани? — Его голос был ровным и в то же время безразлично жестоким. — Ни слова в свою защиту? Ни даже попытки опровергнуть обвинение? Это не похоже на вас, милочка. Вы всегда так чудесно разыгрывали удивление и невинное смущение, когда Джеймс дарил вам очередную дорогую безделушку. Но я полагаю, что постепенно играть поднадоело.
Опровергнуть обвинение… С усилием она продолжала смотреть в его полные презрения глаза. У нее еще оставалась гордость, и она с отчаянием цеплялась за нее потому, что не могла позволить ему погубить себя. Ей нечего было сказать в свое оправдание ни тогда, ни теперь. Его неприязнь к ней имела такие глубокие корни, что на нее нельзя было повлиять словами. Привыкнув большую часть своей жизни играть какую-либо роль, Стефани внутренне согласилась на то амплуа, какое он ей предлагал, потому что чувствовала себя слишком истощенной для борьбы.
— Что вы хотите, Энтони? — сдержанно спросила она.
— Я хочу услышать, как вы признаетесь в том, что распродаете вещи Джеймса, не так ли?
— Да.
Она охотно сказала бы что угодно, лишь бы он ушел и оставил ее в покое.
— Он не знает об этом.
Это не был вопрос, но Стефани тем не менее слабо кивнула в ответ. Да, ее отец не знает. У него нет даже мысли о том, как плохи их дела, и она не собирается позволить ему узнать об этом.
— Остались ли у вас еще какие-либо драгоценности или изумруды были последними?
Определенно он был настроен крайне решительно, устало подумала она.
— Последними.
Ей было нетрудно сделать свой голос холодным, она чувствовала, как внутри нее все заледенело.
