— Проверь, Николай Иванович, — майор глазами показал в угол. Погодин запустил руку в ящик и вытянул новые мужские туфли.
— Ого! — воскликнул он. — Впервые вижу, чтобы люди хранили новые вещи в курином гнезде.
Нуждин резко повернулся к Давыдову, стоявшему позади.
— Какой размер носите?
— Сороковой.
— А эти сорок второй, — пояснил Погодин, разглядывая подошву.
— Где взяли? — спросил майор, принимая туфли.
— Нигде не брал. Кто их туда положил, не знаю.
— Понятно. Эх, Иван Иванович!
Солнце выплыло из-за облаков, позолотило их яркими лучами. Погодин повеселел. В дом Давыдова, где ему предстояло написать протокол обыска, он входил последним.
...В управлении Давыдова допрашивал сам майор Нуждин. Погодин сидел за своим столом, наблюдая то за майором, то за Давыдовым, внимательно слушая. Ему показалось странным, что Виталий Алексеевич с самого начала не стал задавать вопросов, а просто напомнил несколько моментов из кражи, назвал кличку сообщника и, хлопнув короткими пальцами по кромке стола, совершенно хладнокровно произнес:
— Теперь решайте, Иван Иванович, есть ли смысл запираться. Мы раньше друг друга понимали.
— Так оно. — Давыдов лениво улыбнулся, потер ладонью колено. — Я чо? Я ничо. Я не собирался отпираться, Виталий Алексеевич.
— Вещи все целы?
— Которые взял я — целы.
— Где они?
— На чердаке дома.
— Вашего?
— Ага.
— Как? — невидимая пружина подкинула Погодина на стуле. Давыдов, самодовольно улыбаясь, прошепелявил:
— Неважно искали, молодой человек, как тебя... Николай Иванович?
От досады и злости Погодину хотелось ударить кулаком по столу, и он бы сделал это, если бы один находился в кабинете. Еле сдерживая улыбку, Нуждин по-дружески глянул на лейтенанта:
— Вот теперь я узнаю Ивана Ивановича. Не изменился.
— Только в протоколе отметьте, что я сам, по личному желанию, назвал место и готов возвратить вещи добровольно. Так и запишите.
— Запишу из слова в слово.
— Суд, может, учтет, сделает смягчение.
— Должен.
— Где все-таки вещи замурованы? — не выдержал Погодин.
— Видели в крыше дыры? Против них потолок застлан толью. Вот там. Надо было порыться в шлаке, поглотать пыль и мне бы вилы в горло. А вы не скумекали, почему не крыша, а потолок застлан толью.
— Ну, ну. — Погодин вытянул из пачки папиросу. Курил он неторопливо и осторожно стряхивал пепел. В ожидании конца допроса истомился. Не слушал Давыдова, не удивлялся, что майор очень скоро установил с ним свободный контакт и допрос проходит без, нервотрепки, легко и просто. Перед глазами поплыли низкий чердак старого дома, паутина, сухие березовые веники, подвешенные под крышей, запыленная лента толя, ноздреватый шлак. Ему хотелось поскорее возвратиться туда. Но Нуждин писал медленно, перо скрипело нудно, раздражая Погодина. В ушах застряли и все еще звенели колкие слова Давыдова: «Неважно искали».
