Тем временем на семинаре всплывает тема чернобыльского сталкерства и игровых миров вокруг реактора. Это добрый знак.
Реплика (юрист 28 лет):
— Это самое сталкерство и игровое, и виртуальное делает для принятия катастрофы, как прошлого, но не неизбежного Будущего больше, чем все наши семинары вместе взятые.
Реплика (психолог, 44 года):
Просветленные говорят: чтобы отстраниться от прошлого, нужно принять, что оно было, взять лучшее, поклониться худшему и идти дальше. Нельзя вернуть умерших. Смешно впадать в снобизм и бесконечно перебирать "а что я еще мог сделать!" и нести далее чувство вины, расплескивая на детей свои грешки.
В перерыве молодежь вовсю эксплуатирует тему пророчеств и Нострадамуса.
Мне хочется закрыть тему про звезду Полынь и открыть другую. Про дальнейшее. Еще неплохо бы отнестись с пониманием ко всяким эксплуататорам темы во имя коммерческого успеха, государственных вливаний в Пиар и прочих шведов.
Реплика (программист, 30 лет):
— Не следует путать боль со страшилками для мазохистов. "Каждый человек во вселенной знает, где добро, а где зло" — эта фразочка из американского фильма и нам подходит. Видимо, где-то барьер американе охраняют, а по совместительству фильмы снимают. Эти нам братья. У них тоже там не все ладно. Башни-близнецы рухнули, а безопасность в аэропортах — все больше про ботинки и лифчики. Ну, чисто Россия времен Советов.
Над американцами мы смеемся, потому что уважаем.
Молодежь справедливо считает, что игру мы затеяли несколько отличную от "Сталкер. Тень Чернобыля", разработчик GSC "Мир игр". Что верно, то верно. Нам в Зону не надо, нам надо из Зоны и в неведомое. То есть свет мы в конце тоннеля ищем и угадываем, что там на Свету пригодиться может из текущего багажа… знаниевого например.
Тут мы сильно похожи на тех, кто был сорокалетним во время Чернобыльской аварии. Им и даем слово. Они прошли два перевала как минимум, и ничего — нам сто очков вперед дадут в мыследеятельности.
Вот, к примеру, Владимир Григорьевич Асмолов…
Он уже на экране — большой, ужасный человек, такие нравятся молодежи:
— Я до сих пор себя отношу к поколению атомщиков, как и все мы, я пришел на работу в Курчатовский институт… Это было в начале 1970 года. Там работали люди, которые пришли в Курчатовский институт в 50-х годах, им тогда было 40, и в свои 40 лет они уже были серьёзными руководителями. Они основали Курчатовский институт и вообще всю атомную программу СССР, которая выросла из работы по атомному проекту, этих людей называли отцы-основатели. Я имел счастье работать с Анатолием Петровичем Александровом, для меня это Гессер. Остальные были земные люди, я бы сказал, маги высшей категории. С ними мне довелось просто работать вместе, начиная с должности инженера и далее. Когда в начале 90-х годов я стал директором Института проблем безопасности, директором центра по научной работе, в начале 90-х годов, мне было уже под 50, и я был молодым директором. Через полтора месяца мне 60. И вот ощущение молодости, оно уходит только тогда, когда я начинаю разговаривать с молодыми руководителями, которые только пришли на основные посты в области атомной энергетики.
