Мифы Чернобыля | страница 78



Мой интеллигентный дедушка, инженер, специалист по системам наведения ракет "земля-воздух", — эффектно продолжал он, — был поражен до глубины души зрелищем бабушки, почти что божьего одуванчика, сосредоточенно крывшей матом кур. "Коровы — понятно, кошки тоже умные, они могут понять, восклицал он, — но куры? Они ж безмозглые?!"

— Менталитет, однако, — смеялись вокруг.

— Национальным спортом были алкоголизм и воровство, — продолжал между тем оратор. — Когда в 1985 году ввели сухой закон, рано утром, собираясь на рыбалку, я видел, как сосед дядя Петя, колхозный пастух, обливаясь слезами, закапывал в саду обмотанный промасленной паклей самогонный аппарат. Пили всё подряд, включая хрестоматийный денатурат, а водка была единственной твердой валютой. И иногда умирали перебрамши. Причем у меня такое впечатление, что если бы не пьянство, жертв было бы куда как больше. Сами посудите, если бы водитель, на своем МАЗе сбивший запорный кран подземного газового хранилища высокого давления, был трезв, разве удалось бы избежать взрыва? А так ничего не случилось. А воровство было вообще чистым развлечением, нормой жизни. Воровали провода, металл, яблоки и хозяйственный инвентарь. Сосед унес у нас из двора огромную вагонетку для воды и поставил себе во двор. Она весила под тонну, как он ее уволок — ума не приложу. При этом никто не удивился. И упрекать его было как-то неудобно. Все-таки старался, тащил… Все непосильным трудом добытое добро складывали в "кладовые", сложенные из брусков известняка. В кладовых было сыро, добро довольно быстро сгнивало, и приходилось искать новое. С гигиеной никто особо не заморачивался. Благо, адаптация к местному бактериальному фону занимала всего дней пять. Глядя, как "городские" бледными тенями ползают от дома к усадебному ватерклозету, деревенские бабки умильно говорили: "Это у них поветрие". После недели непрерывного "поветрия" организм как-то приспосабливался, и ему становилось все равно.

— Ну и как в этих райских условиях народ встретил новости о аварии? — спросил московский журналист, которого отпустили к нам в Питер в командировку.

— Ну, — ответил, эксперт, — всему свое время: в деревне, значится, было то ли два, то ли три телевизора, а основным источником новостей являлась продавщица в сельпо. Радиация в местном сознании представлялась чем-то средним между сухим законом и "поветрием": таким же бессмысленным и беспощадным, сатанинско-правительственной природы, но от чего можно было спастись некими ритуальными средствами. Народ ходил в церковь и в сельпо, искал вокруг проявления таинственной "радияции", естественно, находил. Разбросанные по округе детали оборудования газового хранилища были тут же объявлены радиоактивными. Сосед дядя Вася, возвращаясь вечером домой после потребления технических спиртосодержащих средств, видел загадочные свечения несомненно радиоактивной природы, и, учитывая обстоятельства, ему верили, потому что с чего бы ему в таком состоянии врать? Кто-то нашел в лесу радиоактивный гриб нестандартного размера, у кого-то радиоактивным образом начала болеть спина. Были и жертвы: радиация была объявлена причиной смерти соседского телка. Некоторые особо сознательные жители принимали меры по борьбе с новой напастью: начали мыть яблоки перед едой и перестали пить сырую воду из мутной Оки. А так жизнь продолжалась без изменений.