— Да, — согласился Клим. — Именно — паук. Не могу вспомнить: бежал я за вами или остался на месте? Иноков посмотрел на него непонимающим взглядом.
— Одному — голову расплющило… удивительно! Ничего нет, только нижняя челюсть с бородой. Идем?
Пошли так близко друг к другу, что идти было неловко. Иноков, стирая рукавом блузы пыль с лица, оглядывался назад, толкал Клима, а Клим, все-таки прижимаясь к нему, говорил:
— Знаете: я был уверен, что стою, а оказалось, я бежал вслед за вами. Странно?
— Что же тут странного? — равнодушно пробормотал Иноков и сморщил губы в кривую улыбку. — Каменщики, которых не побило, отнеслись к несчастью довольно спокойно, — начал он рассказывать. — Я подбежал, вижу — человеку ноги защемило между двумя тесинами, лежит в обмороке. Кричу какому-то дяде: «Помоги вытащить». а он мне: «Не тронь, мертвых трогать не дозволяется». Так и не помог, отошел. Да и все они… Солдаты — работают, а они смотрят…
— Испугались, — сказал Самгин и вдруг вспомнил, как быстро он домчался на коньках к Борису Варавке. утопавшему в полынье.
— Ничего похожего на сегодняшнее, — вслух сказал он. Иноков встряхнулся, взглянул на него и докончил:
— И я тоже не видал.
Этими словами он погасил воспоминание о Борисе. Самгина тяготило ощущение расслабленности, физической тошноты, ему хотелось закрыть глаза и остановиться, чтобы не видеть, забыть, как падают люди, необыкновенно маленькие в воздухе.
— Чепуха какая, — задумчиво бормотал Иноков, сбивая на ходу шляпой пыль с брюк. — Вам кажется, что вы куда-то не туда бежали, а у меня в глазах — щепочка мелькает, эдакая серая щепочка, точно ею выстрелили, взлетела… совсем как жаворонок… трепещет. Удивительно, право! Тут — люди изувечены, стонут, кричат, а в память щепочка воткнулась. Эти штучки… вот эдакие щепочки… чорт их знает!
Он толкнул Самгина и, замедлив шаг, досказал:
— Меня один человек хотел колом ударить, вырвал кол и занозил себе руку между пальцами, — здоровенная заноза, мне же пришлось ее вытаскивать… у дурака.
Он снова пошел быстрее.
— Щепочки, занозы… Какая-то пыль в душе. «О занозе он, вероятно, выдумал», — отметил Самгин и спросил: — Что вы хотите сказать?
— А — не знаю. Знал бы, так не говорил, — ответил Иноков и вдруг исчез в покосившихся воротах старенького дома.
«Почему это: знал бы, так не говорил? — подумал Самгин. — Какой он неприятный…»
Заходило солнце, главы Успенской церкви горели, точно огромные свечи, мутнорозовый дымок стоял в воздухе.
