Брыль кладет на землю шинель, которую до этого нес на руке под плащ-палаткой, кивает автоматчику, и тот ставит на землю вещмешок. Здороваясь с Ритой, он опять козырнул:
- Брыль.
Среди нас, желтых от малярии, он, полнокровный, выбритый, свежий, выглядит человеком из другого мира.
- На плацдарме еще не были, товарищ капитан? - спросил Маклецов, присматриваясь к нему.
- Не был. А что?
-Значит, еще заболеете малярией,- сказал Маклецов удовлетворенно.
Я встал.
- Ты куда, Мотовилов? - окликнул Бабин.
- Кто Мотовилов? - Брыль быстро обернулся.- Ты?
- Я.
- Ну вот видишь, вполне мог забыть.
Передвинув на колено полевую сумку, туго набитую, как у всех политработников, он достает два письма-треугольничка:
- Держи!
И пока он достает их и отдает мне, все смотрят на его полевую сумку и ждут. Hо больше никому писем нет.
- Оставайся,- говорит Бабин.- Ром есть.
Я чувствую на себе взгляд Риты. Мне хочется остаться.
- Спать пойду,- говорю я, зевнув для убедительности. И иду к себе, один под звездным южным небом. А в душе все еще звучит: "Ой, очi, очi, очi дiвочi, де ви навчились зводить людей?.."
Глава VII
Оба письма от матери.
"Сыночка! Утром искала я какую-то справку, и попалась мне твоя фотография. Ты, трехлетний, в рейтузах, сидишь на игрушечном коне и ручонками вцепился в гриву. Словно вчера это было, так ясно помню я этот зимний день, и сугробы, и как я вела тебя фотографироваться. Ты еще не хотел надевать варежки, я держала твою руку в своей. Такая она была мягкая, теплая! И вот ты уже на войне... Всю ночь ты мне снился маленький, гладил меня ладошками по щекам, и я проснулась в слезах. Береги себя, родной!.."
А дальше коротко о себе: "Здорова... обо мне не беспокойся. Работы сейчас на здравпункте много. Да это и хорошо: пусто дома без вас. Я очень сдружилась с моей санитаркой Анной Саввишной. У нее тоже сыновья на фронте. Мы и едим вместе. После приема Анна Саввишна кипятит чай..."
Чем старше я становлюсь, тем почему-то чаще и чаще вспоминаются мне обиды, которые причинил я матери. В восьмом классе мы уже относились к ней снисходительно. Мы спорили с братом о прочитанных книгах, и, если мать иногда пыталась вставить слово, мы вежливо умолкали. Она терялась; "Может быть, я не понимаю..." - "Ты-таки не понимаешь, мама",- говорили мы покровительственно и казались себе в этот момент очень умными. Она мало читала. Но мы прочли эти книги потому, что у нее не было времени читать их: она работала на нас. Одна, она растила нас двоих на свою зарплату зубного врача.
