Вот почему Йероен проводил время в обществе Великого Магистра и поддерживал его учение. Алейт делала вид, что ничего в нем не понимает, но она была неглупа. Тайный культ Великого Магистра и его секты попахивал серой. Рано или поздно все они попадут в лапы к дьяволу.
Они называли себя homines intelligentae,[5] но были болеем известны под именем адамитов. Их учение родилось из ереси Братьев и Сестер Свободного Духа, последователи которого считали себя земным воплощением Святого Духа.
Алейт знала о них не много, но и это малое заставляло ее дрожать от негодования. Поговаривали, что Братья и Сестры Свободного Духа встречаются по ночам в пещерах и исполняют странный ритуал, посвященный Адаму. Прародитель рода человеческого жил нагим в земном раю, и они, мужчины и женщины, исполняли свои обряды, сбросив одежды. Нагими они молились, слушали проповеди, причащались, а церковь свою называли раем. Рассказывали также, что после службы послушники совокуплялись и называли это действо райской радостью.
Алейт пробовала заговорить об адамитах с мужем, но он посоветовал ей не слушать сплетни кумушек. Ведь она сама видит, что Великий Магистр — человек добропорядочный, образованный и любезный. Это была правда. Алейт слышала его рассуждения о философии и теологии, как, впрочем, и об алхимии. Йероен всегда был очень внимателен к словам Великого Магистра, время от времени комментировал его речи, просил объяснений.
Алейт вошла в помещение, более просторное и светлое, чем мастерская, — муж обычно работал тут над своими главными творениями. Мужчины беседовали, стоя возле последней картины Йероена. Это была левая створка недавно начатого триптиха. На ней изображалось Сотворение мира, и называлась она «Земной рай». Хотя земного там было очень мало. Йероен, как всегда, дал волю воображению: этот многоцветный рай населяли единороги, жирафы, слоны, гигантские ящерицы, чудовищные создания, имени которым Алейт не могла придумать. Создатель держал за руку Еву, Адам сидел у его ног.
— Иди же сюда, Алейт, — сказал муж, глядя на нее своими вечно удивленными глазами. Его лицо было призрачно бледным, в углах рта залегли глубокие морщины.
«Он стареет», — подумала Алейт с легкой грустью. Они были одного возраста, в тот год обоим исполнялось по пятьдесят. К ней время было более милосердно. Она оставалась стройной, длинные светлые волосы еще не поседели. Сейчас она носила их по немецкой моде, с пробором посередине, и украшала голову жемчужной диадемой.
