— Возможно, он был не единственный у Бонем.
Если Ребекка права и у девушки был еще и настольный компьютер — кто знает, где он теперь? Но об этом я подумаю позже. Пока меня больше всего беспокоил тот факт, что имя голландского художника XV века, будь он трижды проклят, всплывало повсюду, куда бы я ни сунул свой нос. Как будто недостаточно того, что Ян Хасельхофф родился в том же самом городе, что и Босх, так еще и Джули Бонем сначала хранит у себя репродукцию одной из его картин, а потом у нее обнаруживается таинственный текст, в котором рассказывается именно о нем. Или, если быть точным, о его жене. Делать нечего, придется срочно ехать в Голландию к брату Яна Хасельхоффа. Голландской полиции пока не удалось его найти, но у них обязательно получится.
— Я не так много знаю об этом Босхе. Вы можете раздобыть какие-нибудь материалы до нашего отъезда? — попросил я, и наши взгляды впервые встретились.
Ребекка кивнула.
— Куда мы едем, сэр?
— В Голландию, — ответил я, хватая папку. — Полетим завтра в Амстердам первым же утренним рейсом. Я почитаю материалы в самолете. Не обязательно присылать их мне домой сегодня вечером.
— Вам нужен топографический указатель произведений?
А почему бы нет, подумал я, уже направляясь к двери. Если какие-нибудь из них хранятся в лондонских музеях, можно будет заскочить посмотреть.
Я собирался было кивнуть, а потом вдруг осекся. Меня осенило.
— Проверьте, есть ли работы Босха в Национальной галерее.
Ребекка тут же поняла, что я задумал. И меньше чем через десять минут мои подозрения подтвердились: «Увенчание терновым венцом», полотно размером 73 на 59 сантиметров, написанное Босхом между 1508 и 1509 годами, было одной из жемчужин коллекции голландских мастеров в Национальной галерее наряду с «Автопортретом» Рембрандта и «Портретом послов» Гольбейна Младшего.
Может, именно поэтому Ян Хасельхофф стал заядлым посетителем музея на Трафальгарской площади.
Я ушел с работы, охваченный тревогой, и бегом бросился домой, читать распечатанный текст. Я сгорал от любопытства. Раньше Босх был для меня лишь художником, рисовавшим чудовищ. Я смутно помнил его произведения, но практически ничего не знал о его жизни. Чем же он так заинтересовал молодых людей двадцати с небольшим лет?
Этот вопрос мучил меня всю дорогу. Наконец я устроился поудобнее в кресле, с выпивкой под рукой, открыв папку с надписью «Алейт». И нашел ответ.
Алейт
Хертогенбос, Март 1503 года
Великий Магистр пришел, как всегда, вовремя. Алейт спросила у подоспевшей служанки, один ли он. Она не испытывала особой симпатии к этому человеку, но муж, похоже, обманывался на его счет. Они часами сидели запершись в мастерской. Алейт по-прежнему называла Великого Магистра евреем, несмотря на то что он семь лет назад обратился в христианскую веру. На торжественном обряде в соборе Хертогенбоса присутствовал сам герцог Бургундский. И когда Алейт высказывала сомнения по поводу этого человека, муж успокаивал ее, говоря, что волноваться не о чем.
