Известно, чтобы осуществить большие перемены, нужно как минимум три обязательных условия: большие цели, большие препятствия и большие примеры. Что касается больших препятствий, то их было в избытке в советском книгоиздании, ибо оно отражало содержание противоречивых социальных и духовных процессов, происходящих в обществе, и непосредственно зависело от них. Многие годы перемены настойчиво стучались в двери отечественных издательств. Все то, что мы мягко называли застойными явлениями, глубоко проникло и в издательское дело. Книжное дело было прочно приспособлено к условиям жесткого централизма, основанного на административно-партийном подчинении и послушании.
Сам Госкомиздат СССР как Государственный комитет не имел ни прав, ни возможностей, чтобы проводить самостоятельно издательскую политику, и был во многом лишь исполнителем тех издательских решений, которые принимались в ЦК КПСС.
Принципам строгого централизма подчинена была и вся издательская управленческая структура: громоздкая, многоступенчатая, бюрократическая и потому чрезвычайно медлительная и нерасторопная. До предела были централизованы функции издательств: вся их творческая, экономическая и производственная деятельность осуществлялась лишь на основе разрешительных и запретительных указаний свыше. Самостоятельно, без разрешения комитета, издательства не могли увеличить, если вдруг возникала такая необходимость, объем книги даже на один печатный лист. Что уж тут можно было говорить о самом главном – что издавать, в какие сроки и сколько?
Издательства, привыкшие за десятилетия только к исполнению решений свыше, были опутаны со всех сторон охранительными щитами всевозможных и обязательных одобрений и согласований, рецензий и отзывов. Смысл всего этого громоздкого бюрократического издательского механизма состоял в том, чтобы оградить издателя от проявления всякого самостоятельного решения в выборе автора и названия книги.
Издательский процесс, окутанный многочисленными одобрениями и разрешениями на издание, вел к огромным непроизводственным затратам времени на выпуск книги: от 3 до 5 лет. По своему содержанию этот процесс во многом был закрыт от читателя, который не мог никоим образом влиять на тематические планы издательств и тиражей книг.
Занижена была донельзя и роль главной фигуры издательского дела – редактора, традиционно выполнявшего функции лишь литературного стилиста-правщика. Все это неизбежно вело к выхолащиванию из деятельности издательств инициативы, творческого поиска, приучило жить по привычной схеме: спустили сверху поручение издать книгу – исполнили и доложили.
