— Придется обойти, — сказал он. — Зайдем через парадное. На черной лестнице света нет. Ты это… Не прижимайся ко мне.
Едва переступив порог квартиры, он принялся раздеваться. Увидев кровь на рубашке, Марина сказала озабоченно:
— Пойду застираю.
— Не надо. Выбросишь где-нибудь подальше. И штаны тоже, и трусы, и носки. Все, все выбросишь! — Голый, шатаясь, он добрел до душа, встал под холодную струю и продолжал кричать из ванной: — Там мои документы разбросаны по комнате, собери все в один пакет! В холодильнике три железные банки кофе, кинь в сумку.
— Тяжелые какие, — удивилась она.
— Да там патроны, — крикнул он. — Все, иди в машину, заезжай во двор, я сейчас буду готов. Только в «02» позвоню, что какой-то шум подозрительный на черной лестнице, спать не дают.
— Вот тебе чистое, — она стояла в дверном проеме, прижав к груди чистую одежду, и смотрела на него.
— Ну что ты смотришь? — спросил он, вытираясь. — Хочешь спросить, что случилось? Так я и сам не знаю, что случилось.
— Ты не кричи, я тебя слышу, — сказала она.
— Ну, Мариша, я честно, — сказал он. — Я не знаю, что случилось. Но на всякий случай мне придется уехать. Ненадолго. Ты сюда не показывайся. Кто будет спрашивать, ты ничего не знаешь. Но спрашивать, похоже, уже никто не будет. Я им отбил охоту спрашивать.
Он с наслаждением затянулся сигарой. Вот сейчас он ощущал себя на сто процентов живым — чистым, сильным, злым и неуязвимым. А враги пусть валяются на грязной лестнице, пока их не подберет похоронная команда.
— И вот еще что, — вспомнил он. — Сейчас мы поедем к одному человеку. Ты, пожалуйста, держись ко мне поближе. Не дай мне его убить, ладно? Все-таки друг.
Клейн очнулся, ощутив, как чьи-то грубые пальцы разжимают его рот и давят на язык. Его снова вырвало, и он замычал, отплевываясь.
— Оклемался? Слава Богу. Пей. Потом опять.
Вода была холодная и соленая. Он залил в себя целую кружку и огляделся. Сквозь слезы он увидел Степана Зубова и какую-то женщину. Она обтерла его лицо полотенцем и вышла из ванной.
— Глаза режет, — проговорил Клейн.
— Это пройдет, Гера. Это дым. Это у тебя пожар был, — громко сказал Зубов. — Ну давай, блевани еще.
— Ты чего кричишь?
— Да просто оглох немного, — сказал Зубов все так же громко, потирая ухо.
— А почему я голый?
— Марина постирает. Я вот прихватил тебе переодеться.
Потом Клейн сидел у открытого окна в какой-то огромной темной кухне. Голая лампочка свисала с закопченного потолка, несколько столов выстроились вдоль стен. Женщина прибирала в ванной, а Степан Зубов докладывал обстановку.
