— А в полицию? — угрюмо спросил Фома и тотчас же испугался возможного ответа.
— Это я — пошутил! — улыбнулся старик. — Напугать вас хотел…
— Вы сами боитесь моего отца… — сказал Фома и, повернувшись спиной к старику, пошел в глубь сада.
— Боюсь? А-а! Хорошо-с! — крикнул Чумаков вслед ему, и по звуку голоса Фома понял, что обидел старика. Ему стало стыдно и грустно; до вечера он прогулял один, а придя домой, был встречен суровым вопросом отца:
— Фомка! Ты к Чумакову в сад лазил?
— Лазил, — спокойно сказал мальчик, глядя в глаза отцу.
Игнат, должно быть, не ждал такого ответа и несколько секунд молчал, поглаживая бороду.
— Дурак! Зачем ты это? Мало, что ли, тебе своих яблоков?
Фома опустил глаза и молчал, стоя против отца.
— Вишь — стыдно стало! Поди-ка, Ежишка этот подбил? Я вот его проберу, когда придет… а то и совсем прекращу дружбу-то вашу…
— Это я сам, — твердо сказал Фома.
— Час от часу не легче! — воскликнул Игнат. — Да зачем тебе?
— Так…
— Квак! — передразнил отец. — А ты уж, коли что делаешь, так умей объяснить это и себе и людям… Подь сюда!
Фома подошел к отцу, сидевшему на стуле, и стал между колен у него, а Игнат положил ему руки на Плечи и, усмехаясь, заглянул в его глаза.
— Стыдно?..
— Стыдно!.. — вздохнув, сказал Фома.
— Вот то-то, дурень! Позоришь и себя и меня… Прижав к груди своей голову сына, он погладил его волосы и снова спросил:
— На что это нужно — яблоки чужие воровать?
— Да — я не знаю! — сказал Фома смущенно. — Играешь, играешь… всё одно и то же… надоест! А это…
— За сердце берет? — спросил отец, усмехаясь.
— Берет…
— Мм… пожалуй, так!.. Но однако ты, Фома, — брось это! Не то я с тобой круто обойдусь…
— Никогда я больше никуда не полезу, — уверенно сказал мальчик.
— А что ты сам за себя отвечаешь — это хорошо. Там господь знает, что выйдет из тебя, а пока… ничего! Дело не малое, ежели человек за свои поступки сам платить хочет, своей шкурой… Другой бы, на твоем месте, сослался на товарищей, а ты говоришь — я сам… Так и надо, Фома!.. Ты в грехе, ты и в ответе… Что, — Чумаков-то… не того… не ударил тебя? — с расстановкой спросил Игнат сына.
— Я бы ему ударил! — спокойно объявил Фома.
— Мм… — промычал его отец.
— Я сказал ему, что он тебя боится… вот он почему пожаловался… А то он не хотел идти-то к тебе…
— Ну?
— Ей-богу! Почтение, говорит, отцу передайте…
— Это он?
— Да…
— Ах… пес! Вот, гляди, каковы есть люди: его грабят, а он кланяется — мое вам почтение! Положим, взяли-то у него, может, на копейку, да, ведь эта копейка ему — как мне рубль… И не в копейке дело, а в том, что моя она и никто не смей ее тронуть, ежели я сам не брошу… Эх! Ну их! Ну-ка говори — где был, что видел?
