Люди сидели на площади на мокрых камнях и слушали Фабио.
— Умер-то он как? — выкрикнули из толпы. — Как он умер?
И Фабио рассказал им, что напоследок дуче повернулся к своему зятю, супругу той, что была плоть от плоти и кровь от крови его, и сказал: «И ты, Чиано? Плоть от плоти моей. Даже ты». — «Да, даже я. Ты сделал для этого все, что мог».
И он рассказал им, как на другой день в Риме, в палящий зноем ленивый воскресный послеполуденный час, король призвал дуче к себе в свой королевский дворец и, встретив его в своем саду за высокой живой изгородью, где их не могла видеть ни одна живая душа, спел дуче песенку, которую распевали солдаты:
Что ты сделал для нас, Муссолини?
Что ты сделал с нашими «альпини»?
Я скажу тебе о том, Муссолини:
Погубил ты наших «альпини».
Вот что ты сделал для нас, Муссолини.
«И вы верите этому? Верите?» — спрашивает короля дуче.
«Все солдаты это распевают», — отвечает ему король.
«Тогда больше толковать не о чем».
«Да, больше толковать не о чем».
И Фабио рассказал им, как дуче посадили в длинный черный санитарный автомобиль и повезли по улицам Рима.
А дуче и говорит страже: «Я же ничем не болен», а стража ему отвечает: «Зато народ Рима доволен».
И дальше он рассказал им, как дуче провезли через весь древний, раскаленный от зноя город, мимо всех старинных памятников, некогда поставленных цезарями, под триумфальными арками, воздвигнутыми в честь великих людей, и вывезли за городскую стену Рима на Аппиеву дорогу — на ту дорогу, по которой все завоеватели приходили в Рим. На пересечении дорог автомобиль остановился, и кто-то из деревенских жителей заглянул внутрь.
«Там какой-то старик умирает», — сказал крестьянин.
И тут Муссолини произнес одну-единственную фразу: «Народ Рима всегда уничтожал своих лучших сыновей».
И еще Фабио рассказал им о том, как дуче повезли через разные города и через горные селения, по горам и долам, и холмы становились все круче, и горы все выше, и как его привезли в Абруццы, а потом еще дальше, еще выше — туда, где на вершинах гор лежит вечный пласт снега. В долины уже спустилась ночь, но на снежном поле еще умирали солнечные лучи, и здесь его встретили четверо альпийских стрелков и приказали ему раздеться догола, и, когда он стал перед ними нагишом, двое из них взяли его за руки и двое — за ноги и опустили в яму, заранее вырубленную ими во льду, и стали лопатами сыпать снег в эту вертикальную могилу и сыпали до тех пор, пока непогребенной осталась только его большая голова.
