Они заставили Фабио подняться на ступеньки храма святой Марии. Пьетро Бык, самый старый, но все еще самый сильный из Пьетросанто, повесил велосипед Фабио на каменную черепаху фонтана, так что луч велосипедного фонарика отлично освещал фигуру парня. Тень Фабио упала на фасад храма, и, когда он поднял руку, собираясь заговорить, черная тень руки на каменной стене была никак не меньше двадцати футов в длину.
— Великое событие произошло сегодня! — громко крикнул Фабио.
Голос у него был слабый, под стать его худому телу, но чистый, и все его услышали.
— Великое событие для нас. Великое событие для Италии.
Люди подались вперед, чтобы лучше расслышать, что скажет Фабио, ибо добрые вести не столь частые гости в наших краях.
— Бенито Муссолини, тиран, умер! — крикнул Фабио. Ни звука не раздалось из толпы в ответ. Фабио был явно озадачен. Слышали они, что он сказал, или нет, спросил он и опять не получил никакого ответа. Тем не менее Фабио знал, что они слышали.
— Дуче сегодня прикончили! — крикнул он. Снова молчание, только вода журчит в фонтане.
— А нам-то что до этого? — отозвался наконец кто-то. — Чего это ты стараешься нам втолковать?
— Зачем ты поднял нас с постели? — закричал другой. — Зачем ты звонил в колокол?
Душевные муки Фабио отразились на его лице. Лицо у него было красивое, тонкое, немного продолговатое, профиль острый, как лезвие нового топора, кожа чистая, а глаза черные, как спелые оливы, и глубоко посаженные, и волосы тоже черные, а на солнце так даже с синим отливом. Его белая кожа резко выделялась среди медно-красных лиц, напоминавших цветом кухонную утварь.
— Да нам-то до всего этого что за дело? — снова крикнул тот, первый. Он тоже хотел получить ответ.
— Для вас это означает свободу, — сказал Фабио и опустил глаза.
Народ уважал Фабио, но сейчас люди были раздосадованы тем, что он их разбудил. Фабио спустился по ступенькам паперти, и они расступились перед ним, пропуская его к фонтану Писающей Черепахи, чтобы он мог взять свой велосипед.
— Ты слишком долго был в отлучке, Фабио, — сказал кто-то. — Мы здесь не ходим в школу, Фабио. Мы работаем. Мы выращиваем лозу, Фабио. Ты не должен был поднимать народ спозаранок.
— Извините меня, — сказал Фабио. — Я виноват, виноват.
— Это все книги, — сказала какая-то женщина. — Ты заучился. — И все согласно закивали, потому что кто же не знает, что книги, как вино: в меру — хорошо, а сверх меры — может обернуться куда как скверно. От книг бывает расстройство головы.
