Где Я одержал победу, если не на Кресте? Не ослепли ли вы, полагая, подобно иудеям и эллинам, что Голгофа была Моим падением, моим банкротством? Не полагаете ли вы, что лишь позже, тремя днями позже, Я освободился от Собственной смерти и, с трудом выбравшись из пасти Ада, явился среди вас? Взгляните — вот Моя тайна, и нет другой тайны ни в Небе, ни на Земле: Мой Крест есть спасение, Моя Смерть есть победа, Моя Тьма есть свет. Тогда, когда Я был подвешен в муках, и в тяжести, тесноте и тщетности Моих страданий ужас прорывался в Мою душу — и все вокруг потемнело, и лишь яростные крики толпы подымались ко Мне воем и скрежетом, а Небо молчало и было запечатано, как уста того, кто всеми презираем, и через Мои раны — через открытые врата Моих рук и ног хлестала кровь, и с каждым биением пульса слабело Мое Сердце, и силы истекали из Меня ручьями, и во Мне оставалось лишь бессилие, смертельная усталость и бесконечное ощущение провала, — и, наконец, приблизилась эта тайная, эта окончательная точка на грани бытия, и далее — падение в бездну, полет в бездонную пустоту, убывание, кончина, исчезновение: та чудовищная Смерть, которой умер лишь Я один (вы — благодаря Моей Смерти — избежите всего этого и никогда не узнаете, что это означает: умереть), и все это было Моею победой. Покуда Я падал вниз, — все еще падал, — вверх уже поднимался Новый Мир. Покуда Я был в слабости, превосходившей всю мыслимую слабость, крепла Церковь — Моя Невеста. Покуда
Я терял Самого Себя, безоговорочно сдался, оставил покои Собственного «Я», был изгнан из тайной щели Самого Себя, изгнан без пристанища — даже без пристанища в Боге, Я пробудился в сердцах Моих братьев. Не говорил ли Я вам: семя должно пасть в землю и умереть, и принесет оно многие плоды? Если же не умрет, то останется одно. Но что происходит во время этой смерти? Семя перестает быть семенем, его жизненные силы начинает использовать корень, стебель же потребляет их целиком, и когда через год под солнцем и ветром колышутся полные колосья, кто скажет: куда девалось семя? Кто думает о его темном пути в черной и влажной земле, пропуская сквозь пальцы золотистые зерна? Семя истощило себя и воскресло в колосе: оно равно себе и не равно. И так происходит миллионы раз на каждом поле, происходит заново каждый год: вот притча о Моем Царстве и о Моей любви.
Но вы, дети Мои, чего хотите вы? Я вижу, что вы уже вооружились лестницами, чтобы карабкаться по ним наверх. Наверх — любой ценою. Вы невелики ростом, вы карабкаетесь вверх по дереву, чтобы увидеть Меня, и часто это дерево — Я Сам. Одна из Ваших лестниц называется молитвой, созерцанием или углублением, и вы предполагаете таким образом уловить Меня. Другую лестницу вы называете добродетелью, у нее много высоких перекладин, вы проворно карабкаетесь по ней и коситесь друг на друга, пытаясь понять, у кого из вас это выходит лучше. Даже смирение провозгласили вы добродетелью и упражняетесь в нем, как другие упражняются на музыкальных инструментах. Мои святые слова об умерщвлении, о внутренней бедности, о терпении в страданиях, пример Моего рождения в хлеву и смерти на Кресте — все это постоянно у вас на устах. Вы называете крестом любое мелкое неудобство, неизбежные в жизни ограничения — жертвой. Даже Мой Крест вы используете как лестницу, чтобы добраться по ней до исполнения ваших желаний. Вы, возможно, страдаете, но лишь для того, чтобы позже чего-либо таким образом добиться. Ваше честолюбие распространяется и на власть, данную Церкви: вы хотите, чтобы Церковь была великой, прекрасной и всеохватной, и, если у вас самих нет власти, вы с удовлетворением наблюдаете, как она пасет народы, подобные стадам. Как упорна в вас эта тяга к власти, сколь жива она, хоть и в прикровенном виде, среди тех, кто во Имя Мое умер для мира, как сладостна песнь древнего змия: вы познаете и будете, как боги! И некоторые ищут последнего места лишь потому, что оно в неявном смысле является первым. Подумайте: не разочарованы ли вы тем, что мир забывает вознаградить ваше смирение аплодисментами? Ведь вы настолько цените ваш духовный сан, что оцениваете религию других лишь по тому, приветствуют они вас или нет. Вы ищете святости, и это значит, что у вас нет ее. Святой (Я свят) не стремится к святости. Незнающий, беспечальный, не думая о себе, он склоняется перед братьями, чтобы омыть их усталые стопы; забывая о собственном голоде и жажде Бога, он усаживает их за стол и обходит их всех, чтобы услужить им.
