Зато второй посетитель представлял полную противоположность первому. Это был высокий широкоплечий парень с мозолистыми руками, сложения такого, что мог украсить даже королевскую гвардию. Был он в добрых два раза моложе и куда поплоше одет: его полотняные куртка и штаны если чем и были крашены, то только луковой шелухой, отчего приобрели грязновато-рыжий цвет. Однако лицо этого молодого здоровяка вместо положеной жизнерадостности и добродушия тоже выражало уныние и растерянность.
"Интересно, - подумал Дэниел, - а они и вправду босиком?", И, слегка сменив угол зрения, обнаружил, что оба были-таки обуты в сапоги, хотя и начищенные до немыслимого блеска. Дэниел представил, как эта парочка четверть часа счищала с обуви столичную грязь под насмешки слуг, и зажал рот ладонью. Впрочем, если бы он засмеялся, это все равно не удалось бы расслышать, потому что купец рухнул, как подрубленный, на колени, и однотонно заголосил:
- Ради всего святого, благородный господин, светлый принц, помогите! Самое дорогое потерял, теперь только руки на себя наложить! Спасите, вечной справедливостью заклинаю! "Каков стиль," - прокомментировал про себя Дэниел. Рейвен выждал, пока вопли купца перейдут уж вовсе во что-то невнятное, и спросил:
- А вы уверены, любезнейший, что я занимаюсь нахождением потерянных вещей? Обратитесь лучше к гадалке.
В ответ купец снова завопил:
- Спасите, ваше высочество, кровиночку мою, рабом вашим стану на всю жизнь, сапоги целовать буду...
Дальнейшие его мольбы вновь перешли в невнятное бормотание и всхлипывания.
Рейвен рассеянно поглядел на сапоги и сказал:
- Не надо! - потом обратился к парню:
- А что, собственно, случилось?
Парень, и не подумавший преклонить колени перед знатным сеньором, ответил:
- Да дочку у него украли, у жадюги старого. Отдал бы за меня замуж, как с отцом сговаривались, так цела б была. А то я, видишь ли, рылом не вышел.
Рейвен несколько посерьезнел:
- Любопытное дело. Ну-ка, изложите поподробнее.
Из дальнейшей речи купца, сплошь усеянной то униженными мольбами, то обращениями к небесам и прочим высоким материям, Дэниел уяснил для себя только два факта. Во-первых, позавчера лавку купца, который, между прочим, оказался небезызвестным в столице Мартеном, торговцем дорогими тканями, посетил Арет, управляющий отелем графа Германа Стэнора, и отпустил пару комплиментов в адрес дочери Мартена, Жанны. Во-вторых, вчера вечером упомянутая Жанна бесследно исчезла. Притом, купец усматривал между этими двумя фактами какую-то связь. Граф Герман был хорошо известен Дэниелу. Происходил он из могучей западной семьи, владевшей южной частью Приморья, приходился покойной королеве братом, обитался ныне при дворе и терпеть не мог обоих братьев де Брас. Был граф человеком пустым: разводил собак, хорошо разбирался в соколиной охоте, но ничего не понимал в делах государственных, хотя и входил в Большой совет. Но, несмотря на свою нелюбовь к графу, пока Дэниел видел в этом абсурдном обвинении только клевету на дворянина. Дождавшись конца словоизлияний, Рейвен ядовито поинтересовался:
