Мы шли с Николаем Васильевичем по коридору министерского этажа — каждый со своими мыслями. Я был под впечатлением первой близкой встречи с Андроповым.
Шел и думал: чем объяснить, что такой мощный председатель КГБ, такой сильный и прозорливый государственный деятель не «прижмет» эту контрреволюцию, почему он не ликвидировал агентов влияния Запада? Конечно, у нас не та ситуация, что была в Венгрии в 1956 и в Чехословакии в 1968 году, но доводить-то до этого нельзя!
Подошли к лифту. Николай Васильевич предложил зайти к нему. Без дипломатических подходов, под впечатлением проведенного совещания, сразу начал с главного:
— Думаю, что у нашего руководства идет трансформационный процесс в отношении уже принятых решений. Вы заметили, что сказал Андропов, разбирая ситуацию вокруг Кубы, Анголы и Эфиопии. «Если мы на каждый чих американцев будем поджимать свой хвост, то они заберутся на шею. Обратите внимание, как динамично развиваются события в Афганистане. А ведь мы пока ничего не предпринимаем. Помощь одними словами — недостаточна. Надо внимательно всмотреться в Афганистан».
Вот так — всмотреться! Чувствую, что здесь могут быть подвижки. Руководство, наверное, убедилось, что беспомощный Тараки к хорошему не приведет.
— А у вас с министром обороны на афганскую тему был разговор? — спросил я.
— В том-то и дело, что у меня почти ежедневно идет обсуждение по Афганистану, но он, кажется, придерживается прежних позиций. Хотя вчера мне говорит: «Не пойму, почему мы уперлись рогами в одно: войска вводить не будем? А что будем?» Но дальше этой фразы он не двинулся, хотя я его не перебивал, давая возможность высказаться. Однако даже это, плюс то, что сказал Андропов, свидетельствует о степени брожения среди руководства. Возможно, у Андропова и Устинова уже был разговор на эту тему наедине.
— Но можно же с ним поговорить откровенно! Ведь Генштаб должен знать ту часть, которая может коснуться наших военных советников, а тем более наших Вооруженных Сил.
— Вы, наверное, почувствовали уже, что, к сожалению, у нас с Дмитрием Федоровичем отношения очень изменились — к худшему. Поэтому он, конечно, ничего мне не скажет. Тем более не будет откровенничать.
— На мой взгляд, ярко выраженных плохих отношений нет. А если что-то назревает, то можно было бы устранить первопричины, — заметил я.
— Все не так просто. Эти первопричины повсюду, в том числе проявляются и за рубежом. Взгляните, что подкидывают иностранные журналы, — Николай Васильевич взял со стола уже развернутый журнал, кажется, это был «Штерн», и, вынув из него два печатных листа, дал мне, а сам отошел к окну. У него была привычка ходить по кабинету или подходить к окну — хоть глянуть: какая она, жизнь, у нормальных людей?
