— Камертон?
— Не камертон, а именно гаечку! Он предложил сделать из нее маленький камешек в траве. Такой же формы, цвета и освещенности. Он сказал: к чему тут гаечка? Уж лучше камешек! И я тут лее же мазнул (краски у меня были с собой, на всякий случай) — и картина пошла!
— Ну, а Тарабам что сказал? Он в курсе?
— Конечно, в курсе, — сразу погрустнев, ответил папа. — С Тарабамом все не так просто… Он очень огорчился, когда я ему сказал, что замазал гаечку. И с тех пор ходит сам не свой. Он даже просил меня нарисовать несколько гаечек и повесить ему на кухне… ты же знаешь, он там спит…
— Да, — сказал я. — Печально. И странно.
— Более чем странно, — подтвердил папа. — А еще Тарабам выразил желание заняться масляной живописью! Он заявил — и весьма категорично, — что хочет писать со мной картину «Металлолом. Материал для размышлений»… Представляешь?
— Ну и что? Пусть пишет! — сказал я. — Зачем мешать?
. — Конечно, — согласился папа. — Может, у него талант откроется. Что ни говори, а эту гаечку он здорово придумал!
— А что ты сейчас делаешь? — спросил я. — В данный момент?
— Сижу и вписываю в картины гаечки! А потом все переписываю… дело идет на лад!
— Желаю успеха! — сказал я.
— Ты заходи, не пропадай, — сказал папа.
— Непременно скоро зайду, — обещал я. — Интересно взглянуть на эти ваши гаечки… камертоны то есть. И передай привет Тарабаму. — Я положил трубку.
— Да, — сказал я сам себе вслух. — Живопись — это действительно, великая тайна. Но Тарабам… каков, однако, мудрец!
В то чреватое еще долгими неприятностями воскресенье все в квартире-108 с утра были дома. Проснулись довольно поздно — часов в десять, — не спеша помылись и собрались в папиной комнате к завтраку. Тарабам заварил прекрасный крепкий чай, сварил каждому по два яйца всмятку, достал из холодильника масло и сервировал стол. Настроение у всех было отличное. Слышно было, как за стеной весело бренчит на рояле Старик-Ключевик. Он играл весьма своеобразно: не дойдя до середины мелодии, обрывал ее и начинал сначала. Чтобы создать за завтраком еще более уютное настроение, папа включил свою стереосистему — создал, как он любит говорить, «музыкальный фон», который сразу отгородил квартиру-108 от посторонних шумов, в том числе и от бренчания Ключевика. И тут вдруг раздался тот самый звонок в дверь…
Его услышал, несмотря на фон, Тарабам: ведь слух у робота потрясающий!
Забегая немного вперед, должен сказать, что звонок оказался весьма коварным, хотя его коварство раскрылось только к обеду. А сначала звонивший в дверь даже несказанно всех обрадовал.
