Вой Маслена утих. Мил отчетливо слышал, как гулко стучит в груди сердце.
— Идем! — капитан подтолкнул его, разворачивая ко дворцу.
Видно, приказано было никого не принимать чужаку на замену.
Шагая наверх, Мил оглянулся. Внизу переминалась молчаливая толпа, провожала осужденного взглядами. На нижней террасе стояла на коленях та женщина. Маслен, ухватив мать под мышки, тщился ее поднять; силенок в худосочном теле не хватало. А она, глядя Милу вслед, обеими руками торопливо делала знаки, оберегающие от дурных людей и дорожных напастей.
— Спасибо, мать, — прошептал он.
Обидно, что она не услышит.
* * *
— Последняя милость будет оказана позже, — сообщил в караулке капитан Погребец, оглядывая осужденного.
Изъять было нечего. Поколебавшись, капитан забрал ремень.
— Не положено, — буркнул он, хотя Мил не спрашивал объяснений. И без того ясно: польстился жадюга на искусно кованную пряжку. И вид кислый, словно ему вместо пива уксусу поднесли.
— Что вы такой смурной, господин капитан? — полюбопытствовал Мил, усаживаясь на лавку, до блеска натертую солдатскими задами.
Погребец мрачно засопел, свертывая изъятый ремень. Караульные солдаты навострили уши. Мил усмехнулся:
— Я вижу, мешочек с серебром для меня вам не выдали. Неоткуда свою долю отсыпать?
— Прекратить разговоры! — вспылил капитан. — Ждать тут! Михель, отвечаешь за подлеца головой!
Означенный Михель подтянулся, оголил палаш. Того и гляди рубанет без приказа. Мил привалился к стене, затих.
За окнами караулки стемнело. Тучи с моря затянули полнеба, но в окно на Мила колко глядели несколько первых звезд.
Возвратившийся капитан привел с собой двух огромного роста гвардейцев. Милу сковали руки за спиной, как настоящему преступнику, и повели куда-то закоулками, узкими коридорами и темными лестницами. Погребец шагал с фонарем впереди, гвардейцы тяжко топали за спиной.
Наконец прибыли.
— Ваше величество, осужденный Мил Дружен, — доложил Погребец, толкнув дверь в комнату, откуда хлынула густая волна благовоний.
— Благодарю вас, капитан, — прозвучал вялый женский голос.
Мила ввели в роскошный будуар. На стенах — малиновый бархат, на потолке — лепнина и роспись, пол застлан шкурой белого тигра. Светильник в виде золотого дерева; листья усыпаны изумрудами, цветы — рубинами. Рядом с ним восседала усыпанная бриллиантами дама… Она сверкала и переливалась, как гора драгоценностей. Воистину гора — таких толстых женщин Мил отродясь не встречал. Королева Развея походила на отлично поднявшееся тесто, замешанное ко всемирному пиру — мягкая, рыхлая, словно выпирающая из огромной квашни.
