По Макрату быстро разлетелись слухи о том, что какая-то девчонка с синими волосами и огромными ушами забралась на голову статуи в Академии, чтобы насолить Равену, и никто не мог ее оттуда согнать. На площади Академии начали собираться толпы любопытных, желающих своими глазами увидеть, что же там происходит на самом деле.
На четвертый день произошли кое-какие изменения. К полудню, с необычайной важностью пробравшись через толпу, появился сам Равен, как всегда, с собачкой в руках.
— Видя твою настойчивость, я решил удовлетворить твою просьбу: завтра утром, на площади Академии, ты пройдешь через испытание. Сейчас — спускайся на землю. Это приказ.
Ниал не спешила спускаться.
— Какие условия испытания? — спросила она у Главнокомандующего.
— Ты должна будешь победить десять наших лучших учеников. Всех десятерых, ни одним меньше.
Присутствовавшие начали перешептываться — задание было невыполнимо.
Реакция Ниал была неожиданной — она легко спрыгнула со статуи, подошла к Равену и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я принимаю условия. Но хочу, чтобы вы перед всеми присутствующими поклялись, что, если я побью всех десятерых, вы примете меня в Академию.
— Мое слово. — Равен насмешливо улыбнулся.
Вечер Ниал провела в одиночестве, закрывшись в своей комнате в гостинице. Она лежала на кровати с мечом на боку и смотрела в потолок. Ей не хотелось слоняться по Макрату. Девушка с удовольствием поговорила бы с Сеннаром, но он был занят на своих испытаниях.
Она долго думала о завтрашнем дне. Возможно, Фен придет на поединок, и, может быть, тогда он перестанет считать ее маленькой.
Потом она достала пергамент. Ниал пристально его рассматривала, и ей на миг показалось, что она сама стала частью той картины, которая была на нем запечатлена. Всем своим сердцем девушка хотела найти хотя бы еще одного медзельфа, чтобы разделить с ним тяжесть истребления своего народа. Девушке нужно было знать, как жили ей подобные, любили ли и страдали они так же, как она.
Никогда прежде Ниал не было так одиноко. Было ужасно осознавать, что от ее народа ни осталось ничего, кроме этого скомканного пергамента и ее, девушки, затерявшейся в чужой земле.
Сны пробуждали в ней желание мстить, воевать, но больше всего они пробуждали в ней ненависть. И Ниал ненавидела. Она ненавидела Тиранно, который истребил ее племя, ненавидела фамминов, которые убили всю ее семью, ненавидела саму себя за то, что осталась жива.
Сеннар и Соана вернулись вечером. От них Ниал узнала, что Фен уехал — его отпуск закончился, и ему надо было возвращаться на поля сражений.
