Давай везде крепить затворы,
Колоды громоздить плашмя.
Глядели в башенные щели,
А носа высунуть не смели.
Шептались, трубками дымя.
И порешили всей громадой,
Когда рутул на них напрет.
Отсиживаться за оградой, —
Пускай он штурмом вал берет.
Троянцы так и поступили.
Свинец проворно растопили;
Живица начала бурлить;
В котлах кипели деготь, масло.
Смола, — гостям незваным назло.
Кто сунется — чтоб сверху лить.
Ко рву приблизившись вплотную,
На Белоглазом Турн скакал.
Пустивши конных врассыпную,
Как оглашенный, выкликал:
«Сюда, трусливые троянцы!
На бой, шкодливые поганцы!
Зарылись в норы, как кроты.
А где Эней ваш — бабий праздник?
Сидит за прялкой, безобразник?
Наколобродил — и в кусты?»
Pутулы под командой Турна
Срамили, лаяли троян;
Врагов ругали нецензурно.
Честили хуже, чем цыган.
К ним тучами пускали стрелы,
И всадники, не в меру смелы,
Пытались перепрыгнуть ров.
Трояне уши зажимали,
Обидной брани не внимали,
Но каждый биться был готов.
Пан Турн заскрежетал зубами:
Сидят себе — и ни гугу!
Как быть? Таранить стены лбами?
Не выйдет, хоть согнись в дугу
Не зря, наверно, говорится,
Что злоба — сатане сестрица.
С ней впрямь не расстается бес.
Со зла придумал Турн уловку
Под сатанинскую диктовку.
В башку его сам черт залез!
Велит раздуть огонь гигантский
Пан Турн у тибрских берегов.
Он хочет флот зажечь троянский
И доконать своих врагов.
За дело принялись вояки
(Вредить другому склонен всякий),
Готовят гибель кораблям.
С трутом древесным, с фитилями,
С лучиной, с жаром, с головнями
Бегут, неся огонь к волнам.
Сперва затлело, закурилось,
И пламень голубой взвился,
А там и солнце закоптилось, —
Такой дымище поднялся!
От нимфы Турновой, в тревоге,
Чихали на Олимпе боги;
Угар богиням в ноздри лез;
Они метались, точно козы,
Дым ел глаза, бежали слезы;
Как винокур был сам Зевес.
Венеру за душу щипало,
Что с флотом поступили так,
И сердце горько замирало:
Ведь сядет сын на мель, как рак!
В слезах печали и унынья
Вскочила в тарантас богиня.
На облучке сел Купидон,
И на кобыле сухопарой
К Цибеле поспешили старой —
К яге помчались на поклон.
Цибела, — знают в каждой школе, —
Была родная мать богов.
Она смирилась поневоле,
Когда осталась без зубов.
Тихонько на печи сидела,
С кулешиком лепешку ела,
Не лезла в Зевсовы дела.
В знак уваженья из корчаги
Сливал ей Зевс остатки браги
Той, что Юнона лишь пила.
Брехней недаром докучала
Венера Зевсу много раз:
Такая вышла ей опала,
Что показать нельзя и глаз.
Теперь Цибеле поклонилась
И за услугу посулилась
Купить ей сбитню на алтын.
