Были еще осложнения: два случая острой почечной недостаточности при тетраде Фалло и недостаточность печени после протезирования клапанов. О каждом можно было бы написать. Но не нужно.
Зато как было приятно, когда Сережа с мамой приходил, прощаться. Поехали домой, мальчик совсем хороший, даже румянец проступил. Это тот Сережа, которому вшивали аортальный клапан на высоте сепсиса при температуре 40...
Надеюсь, что итог опыта будет благоприятным. Подождем неделю. Мне еще нужно прооперировать четырех больных, очень тяжелых, они уже расписаны в пятницу. И у других хирургов - тоже не легче. Неделя все может испортить. Но если бы мы выбрали только легких больных, какая бы была нам цена?
Лучше я напишу о более спокойных историях.
Например, о симпозиуме в Вильнюсе. Или о диссертациях наших молодых ученых...
Вчера была суббота. Полный отдых, и я ходил гулять на склоны Днепра. Если бы быть поэтом! Очень красиво - полупрозрачные деревья, разноцветные листья, одни падают, другие уже опали, все это освещает низкое осеннее солнце. Панорама реки, даль Заднепровья и умиротворенные люди на скамеечках. В самый раз думать о вечности и смысле жизни.
Вечность, как и бесконечность пространства, - не воспринимаю, а смысл меня очень беспокоит. Наверное, от рационализма, вовсе не поэтичного. И еще - от старения. Цейтнот приближается, надо все рассчитывать.
Отступление. Пересадка сердца
Пересадку сердца я так и не сделал.
Комплекс не мучает из-за этого, потому что никогда не считал себя хирургом высшего класса, но все же обидно.
Очень хотелось, хотя трезво оценивал наши скудные шансы. Коротко опишу историю для любопытных. Проблема потеряла актуальность, а когда-то ни одна лекция или беседа с журналистами не обходилась без вопроса: "А что вы думаете о пересадке сердца?" Читай так: "Почему вы не пересадили сердце?" Не выкручивался: "Потому, что не смог".
Кристиан Барнард совершил подвиг. Его роман о кардиохирургах тоже понравился, много нашел похожего, когда описывает клинику и работу.
Хотя антибиотики, гормоны или искусственное кровообращение дали гораздо больше для народа, но не были столь романтичны. Сердце - особый орган. Люди почему-то воспринимают его не как насос, а как вместилище души. Души для хирурга нет, но долго считалось, что жизнь и сердце неразделимы. Теперь мы уже думаем иначе: сердце заменить можно, хотя бы на время, мозг - нельзя. Поэтому жизнь в нем - в мозге.
Барнард сделал пересадку в декабре 1967-го. Имя больного Вашканского все знали. Но лишь немногим известно, что сердце донора еще билось, когда его удаляли из груди. Формально женщина еще была жива, хотя мозг был разрушен травмой. В этом и состояла смелость хирурга - переступить через отжившую догму: "Пока сердце бьется - живой".
