— Comment? — услышал я голос Лиги, доносящийся издалека, как раз перед тем, как захлопнулась ее дверь.
— Сюда, Перри, — позвал знакомый голос. — Пожалуйста.
Это был голос единственной женщины, ради которой я бы пошел в огонь. Я сделал шаг вперед. Но даже живые иногда могли бы позволить себе немного отдыха и покоя, подумал я, на мгновение позавидовав Вальдемару.
…И я бросился вниз по коридору огня, похожему на туннель из расплавленного серебра или тающую ледяную пещеру. Энни звала, и казалось, что она где-то рядом, всего в одном пролете от меня. Но я повернул, взобрался наверх, снова повернул за угол и… только яркое мерцание, почти пульсация. И опять казалось, что она где-то совсем рядом, но не ближе. Я опять поднялся наверх.
— Энни! — прокричал я наконец. — Где ты?
— Там же, где и всегда, — ответила она неожиданно более высоким голосом. — На побережье.
— Я не могу найти тебя. Мне кажется, я заблудился, — крикнул я.
Внезапно пламя расступилось. На мгновение я унесся назад, в давно прошедший день. И не казалось необычным, что Энни, еще маленькая девочка, стояла возле кучи из веток кустарника, держа в руке сверкающую раковину, а позади нее справа виднелась полоска волновавшегося океана.
— Энни! Что случилось? — воскликнул я.
— Это Эдди, — сказала она, — Эдгар Алан…
— По.
Она нахмурилась, потом кивнула. — Да, — согласилась она. — По тоже. И он отказывается от нас. Он уходит, и это ранит.
— Не понимаю. Что могу сделать я? — спросил я.
— Поговорить с ним. Сказать, что мы любим его. Сказать, что мы существуем. Сказать…
Пламя снова сомкнулось, пряча ее от моего взгляда.
— Энни!
— Я не могу больше оставаться! — едва донеслось до меня.
— Как мне помочь тебе? — крикнул я.
Я почувствовал, как что-то шевельнулось у меня в руках, потом земля заходила под ногами, плечи словно опутали веревками, а языки белого пламени касались меня наяву.
— Энни!
Я словно бы услышал начало ответа, но это оказался всего лишь крик птицы. Впрочем, это мог быть и удар грома, знаменовавший собой коренные перемены. Мгновенно пламя оказалось полотнищем паруса, полоскавшегося на ветру, то, что трепетало у меня в руках, было канатом, ведущим к ближайшей мачте. Ноги мои стояли на другом канате, который вибрировал подо мной, послушный качке судна. От высоты, на которой я оказался, мне стало не по себе, и рука моя еще сильнее вцепилась в канат. Я всегда побаивался высоты, и оказавшись в это ветреное, возможно предгрозовое, утро в таком положении, я основательно встревожился.
