Этот стимул появится несколько позже. Он появится тогда, когда через непрочную линию тысячеверстного фронта, вести о том, что творится в занятых немцами областях докатятся до глубокого советского тыла и сплотят ряды новых советских армий для будущих битв с гитлеровским нашествием.
Это обстоятельство, разумеется, не было учтено государственными людьми Германии и харьковская победа была всецело отнесена за счет могущества «непобедимого германского оружия». И, непосредственно, после харьковской битвы, под гром литавров и звуки победных фанфар, германские армии двинулись дальше на восток. К новым победам, – как думали руководители Третьего Райха. К своей гибели, – как подсказывала железная логика событий.
Если бы война эта носила политический характер, то, несомненно, после харьковской победы, немцы попытались бы взять Москву и содействуя образованию там нового правительства, сыграли бы на той внутренней смуте, которая явилась бы следствием этого. Для этой операции, летом 1942 года, германское командование располагало еще достаточными материальными возможностями, а русский народ еще не потерял окончательно веры в «освободительную миссию» Германии.
Однако, столкновение на востоке продолжало для немцев носить исключительно военный характер. Поэтому, после харьковского сражения, германские армии были брошены не на Москву, а в фантастическую и сомнительную операцию – разрыва европейской России на две части.
В конце лета 1942 года, когда германские армии быстро продвигались на Кубань, Дон и Северный Кавказ, редакция «Нового Слова», после долгих хлопот, снова получила разрешение на отправку одного сотрудника в очищенные от большевиков районы. И я во второй раз, в качестве корреспондента, выехал на родину.
X. СНОВА НА РОДИНЕ. КИЕВ – ГЛАВНЫЙ ВОКЗАЛ. «БЫВШИЙ ГОРОД.»
Поезд мягко подпрыгивая на рессорах и стуча колесами на стыках, с редкими остановками на больших станциях, снова уносит меня на восток. Он давно уже оторвался от военной сутолоки берлинского вокзала оставил позади себя, разрушенную, обглоданную войной и оккупацией Варшаву и только что, после короткой остановки, тронулся с маленького, но оживленного бердичевского вокзала.
За Бердичевым, освещенным ярким, совсем еще летним солнцем, проносятся гигантские ковры убранных полей, со светло-желтыми полосами сжатой пшеницы и зелеными дорожками огородов. На паре белых волов едет в поле старик с седыми отвисшими усами. Характерные для Украины отвисшие усы еще можно встретить здесь, но других непременных, в былое время, для этих краев атрибутов, вроде синих шаровар, широкого яркого пояса и черной смушковой шапки, уже нет. Городские брюки, прорванная рубаха и мятый картуз над серым, видавшим много горя лицом.
