В последний раз чокаюсь с мельником, и думаю о том, что может быть именно это долготерпение, эта безграничная физическая и духовная выдержка русского крестьянина и является тем единственным залогом, благодаря которому и он, а с ним вместе, и вся наша страна дождутся еще и лучшей судьбы и той «справедливой власти», по которой так давно тоскует весь многомиллионный крестьянский люд.
Уже совсем темно, когда мы уходим от мельника. Мальчишки в буденовках помогают налить воду в бак. Трясучка, подскакивая на ухабах и мигая единственной фарой по проселку, направляется в сторону Пскова. И пока видны по сторонам убогие силуэты покосившихся избенок, я думаю о последних словах мельника и мне хочется верить, что скоро ему должно «полегчать». Он заслужил это. Как заслужили и все мельники, плотники, кузнецы и просто крестьяне и крестьянки, всех этих ушедших в землю деревенек, давно забытых добрым Богом, но никогда не забываемых злыми людьми.
***
В последних числах января та же трясучка доставила меня на вокзал и в течение долгого обратного пути в Берлин, я мысленно перебирал каждый день моего месячного пребывания на родине.
Я побывал только в одном русском городе и в одной русской деревне. Как будто я видел очень мало, а между, тем я узнал очень много. Ибо, вряд ли этот город и эта деревня отличаются чем-либо от сотен других русских городов и деревень. И, значит, виденное здесь в одинаковой степени приложимо и ко всей еще неизвестной мне советской стороне.
А в этом городе и в этой деревне я видел – остатки русской интеллигенции, всей душой ненавидящих советскую власть и с радостью дождавшихся ухода большевиков. Я видел – русских крестьян, ни на одну минуту не примирившихся с советским ярмом и, как величайший праздник, встретивших его падение. Я видел – русских рабочих, без особого сожаления расставшихся с «властью рабочих и крестьян» и не только не противившихся наступившим переменам, но всеми силами старающихся помочь наступлению какой-то новой жизни.
Все это, взятое вместе, говорило о том, что русский народ и советская власть, за эти двадцать три года не только не срослись в одно целое, но являются понятиями совершенно различными. И теперь, под ударами внешнего столкновения, эти два понятия стали легко отделяться одно от другого, как два разнородных элемента, искусственно соединенных вместе.
Ускорить процесс распада этих элементов, замедлить ход его или, наконец, способствовать их более прочному воссоединению, зависело исключительно от немцев, контролировавших политическую и экономическую жизнь на очищенной от большевиков территории.
