Коншин подходит. Один-два человека поднимают голову, но глядят на него без удивления, безразлично, будто он не с поля приполз, а был с ними все время. И понимает Коншин, что смяты люди, подавлены настолько, что все им теперь безразлично. Да и не знают они, что остался он на поле, потому как, видимо, разбрелись все кто куда.
— Ротного ранило? — спрашивает Коншин после некоторого молчания.
— Убило.
Подходит сержант, командир отделения. Он удивлен.
— Откуда, командир, мы думали…
— "Откуда", "откуда"! — вступил Рябиков. — Кабы вы поближе к нам были, могли бы немцев прихватить… А вы, как отход дали, сразу назад, не подумали, почему командир не отходит, почему нет его…
— Какие немцы? — спрашивают, оживившись, бойцы.
— "Какие", "какие"! Под танком — немцы. Поняли? И держали нас дотемна. Как шевельнемся — так очередь над головой…
Рябиков теперь, как отошло все, видать, гордится тем, что приключилось с ними, рассказывает подробности взахлеб, а Коншин отправляется к землянке помкомбата.
Там накурено, темно. Лейтенант сидит прямо на полу, прислонившись к стене, воротник шинели поднят, глаза на осунувшемся лице закрыты, в губах торчит потухший окурок.
— Товарищ лейтенант, — трогает его за плечо Коншин.
Тот открывает глаза, непонимающе смотрит, потом опять закрывает. Да, нелегко ему после такого, думает Коншин, но все же какое-то раздражение, даже злость входит в душу: наломал-таки дров лейтенант с этим "на пробу", и он, уже не церемонясь, встряхивает помкомбата.
Тот вздрагивает и просыпается окончательно.
— Коншин? — не очень-то удивляется он.
Видно, после этого страшенного боя никому ни до чего… В живых остались и ладно, потом во всем разберемся…
Коншин рассказывает о случившемся.
— Значит, немцы под танком? — спрашивает помкомбата и морщит лоб, что-то соображая.
Коншин догадывается, о чем тот думает: можно ли взять тех немцев ночью? И его охватывает опасение: не ему ли прикажут идти на это, а он так умучен, что только одно хочется — спать, спать и ни о чем не думать…
Помкомбата приказывает связисту соединить его с комбатом, и тот начинает крутить телефон: "Волга", "Волга"… Под эту "Волгу" Коншин, присев рядом со связистом, вдруг проваливается в сон, от которого через несколько секунд его отрывает оглушительный грохот артиллерийских залпов. Некоторое время огонь идет по тылам, а потом обрушивается на их местоположение…
Дрожит земля. Дрожит потолок землянки. Разрывы хлопают совсем близко, но самое страшное — сильнейший огонь по тылам. "Отрезают", — думают и помкомбата, и Коншин, иначе чем же объяснить эту канонаду позади?
