Дорога в Бородухино | страница 37



В избу без стука зашла закутанная в платок девушка и, остановившись, молча смотрела на Веру Глебовну большими, широко раскрытыми глазами.

— Вот приехала… — кивнула на гостью хозяйка.

— Мне сказали: кто-то городской в ваш дом вошел… Вот и прибежала,девушка продолжала смотреть на Веру Глебовну внимательно и немного смущенно. В руках у нее тихо покачивался какой-то узелок.

— Присаживайся, Танюша, в ногах правды нет, — предложила хозяйка дома.

— Спасибо, тетя Нюша, — девушка взяла табурет, поставила его около Веры Глебовны и села напротив нее. — Вера Глебовна, — начала она. — Я — Таня… Андрей наказал мне покормить вас и… вообще поговорить с вами, — она на минуту замолкла, а потом, смущаясь, добавила: — И поцеловать за него, — она приблизилась, прижалась губами к лицу Веры Глебовны и заплакала.

И Вера Глебовна, поняв, что эти девичьи губы, наверно, целовал Андрей перед своим уходом, тоже не выдержала и, обняв девушку и прижав ее к себе словно родную, тоже разрыдалась.

— Так-то оно лучше — поплакать-то, — сказала хозяйка и вышла.

— Спасибо вам, Таня… — прошептала Вера Глебовна, когда обе они выплакались. — Скажите, каким был Андрей эти дни?

— Веселым.

— Как — веселым?

— Да. Когда они оружие получили, ходил с нашими деревенскими ребятами ящики с патронами разыскивать, которые наши при отходе спрятали. Потом мишени из газет старых сделал, фрицев на них нарисовал, и всем взводом ходили этих фрицев стрелять. И меня из автомата учил. Переживал только, что вы приедете и вдруг уже не застанете его. Столько сил потратите, намучаетесь, а зазря… Да что я, Андрей ведь покормить вас велел, — она стала развертывать узелок. — Тут картошка у меня горячая, хлеба немного Давайте, пока не остыло.

— Ты что, Таня, разве у меня такого угощения нет? — сказала вошедшая хозяйка. — Вот только из печки картоху вынула. Садитесь за стол.

— Не знаю, смогу ли есть, — сказала Вера Глебовна.

— Танюша, может, дровишек мелких принесешь, кипяточку разогреем?

Когда Таня вышла, хозяйка подсела к Вере Глебовне и быстро заговорила:

— С Танюшей-то чуть беды при немцах не вышло. Приглянулась она одному, покоя ей не давал. Мы ее всей деревней прятали. То в одном доме ночевала, то в другом. А перед уходом ихним в лесу пряталась. Цельных две ночи в лесу провела. Страх-то какой. Грозился этот немец ее с собой увезти… А сынок ваш ей сразу понравился. Зашла ко мне ненароком, увидела его и зачастила. Но ничего, конечно, промеж их не было. Танюша — девушка с понятием, десятилетку окончила. Не какая-нибудь… Уж и ревела она вчера ночью, уж убивалась. Мать ее уговаривает: чего ты, дурочка, он же московский, если живым и останется, не к тебе вернется, а к своим городским подастся…