Впрочем, все остальное тоже. Она вспотела так, что намокли простыни. И все тело ломит, будто ее основательно отколошматили.
Джейни терпеть не может такие сны.
_____
16.22
Она всовывает ноги в кроссовки, потягивается и с бутылкой воды в руке направляется к двери. Наверное, это то, что ей сейчас нужно. В конце концов, она не тренировалась целую неделю.
Она выходит на дорожку, чувствуя под ногами скрипучий гравий, переходит на бег трусцой. Жаркое солнце размягчило черные пятна гудрона, и кроссовки оставляют на них вмятины. Спина взмокла, пот стекает между грудей. Ноги устали, но она не позволяет себе ни остановиться, ни даже сбавить темп и добегает до самого дома престарелых, даже не сообразив, куда, собственно говоря, направляется. Четкий ритм движения и дыхания словно прокачивает дурные мысли и воспоминания через ее сознание, чтобы выдуть их оттуда.
Правда, без особого успеха.
Забежав на асфальтированную парковочную площадку, девушка останавливается. Стоит на истертой разметке, которую давно никто не обновлял, и смотрит на небо, раскинувшееся над кронами огромных кленов. Вспоминает, как несколько лет назад на 4 июля вместе с тремя обитателями дома престарелых любовалась салютом на ночном небе. Все они охали и ахали от восторга, хотя одна из них была слепой.
Такой же слепой, какой будет Джейни.
«Ах, мисс Стьюбин».
Тяжело дыша, Джейни опускается на горячий асфальт и дает волю слезам, выплакивая всю горечь восемнадцатилетней девчонки, влюбленной в парня, который не хочет говорить о ее бедах. Девчонки, которая лишена обычной жизни своих сверстниц и вынуждена нести неподъемную тяжесть забот, пригибающую ее к земле, не дающую продыху, и в сотый раз спрашивать неизвестно кого, за что именно ей выпал такой жребий. И о том, не совершила ли она страшную ошибку, согласившись работать на капитана и ускорив тем самым наступление слепоты в обмен на чью-то выгоду. Быть может, ее судьба сложилась бы иначе, если бы она не прочитала ту проклятую зеленую тетрадь, если бы восьмилетним ребенком не села в тот злополучный поезд. Если бы хоть когда-нибудь по-настоящему контролировала свою жизнь.
Интересно, смогла бы она на самом деле сделать то, что боится сделать все это время? Спасти себя и забить на всех остальных.
— Почему, на хрен, все так? — кричит она, словно обращаясь к тому давнему, отгремевшему фейерверку. — Что вообще мне нужно сделать, чтобы стать нормальной? Чем я заслужила все это дерьмо? За что мне все это? — всхлипывает она. — За что?
