Одилия посмотрела на Рауля удивленным взглядом. В шестнадцать лет она была уже совершенно взрослой девушкой, красавицей и привлекательной в высшей степени. Он почувствовал инстинктивно, что для них обоих приближается пора весны, радостей и любви; благодаря врожденной своей деликатности она тоже поняла, что не должна дозволять короткости больше чем братской этому ребенку, глаза которого начинают уже бросать такие пристальные и многозначительные взгляды.
С ловкой находчивостью, свойственной вообще женщинам, Одилия переменила предмет разговора.
— Вы, кузен, — сказала она, — имеете только четырнадцать лет, но постоянные экспедиции в горы придали вам развитие и силы почти взрослого мужчины. Скажите же мне теперь, думаете ли сделаться ученым или, что почти одно и то же, духовным. Говоря о лошади и блестящем платье я полагала, что сделаю вам удовольствие.
— Благодарю вас за это, Одилия. Поверьте мне, я пойду только дорогой моих предков. Но я люблю вас, и всякая разлука с вами меня огорчит.
Одилия рассмеялась.
— Очевидно, — шутила она, — для того, чтобы вы сделались великим воином, необходимо мне постоянно находиться возле вас. Это очень мудреная задача!
Паж побледнел.
— Нет. Одилия, о нет! Среди опасностей я больше всего дрожал бы за тебя. И случись с тобой какое-нибудь несчастье, я даже не знаю, что бы я сделал…
Слова эти были произнесены с силой и энергией взрослого человека, а не четырнадцатилетнего юноши, каким был Рауль.
Яркий румянец зажег щеки Одилии. Желая сохранить кажущееся равнодушие девушка поспешила взять книгу и притворилась, будто углублена в чтение.
Рауль, немного смущенный, занялся своими травами. Он только пришпилил стебель дикой лаванды к листу бумаги с надписью: «возбуждает чихание», когда вошел Шато-Моран.
— Что это я вижу! — воскликнул он. — Рауль пишет, Одилия читает. Вы, мои дети, вероятно, забыли, что через два часа мы уезжаем. Помните мое желание, чтобы вы оба сияли красотой. Посмотрите на меня и возьмите пример со старика.
Граф одет был с чрезвычайной пышностью. Его величавую фигуру украшал полный военный наряд. На шее были надеты знаки его высокого сана, а длинные белые волосы волнами падали на плечи.
Одилия и Рауль подбежали к графу и поцеловали его.
— О вы, мои дорогие! — шептал старик со слезами на глазах. И глядел на них взором, полным меланхолической радости, свойственной старым людям, вспоминающим свою прекрасную молодость.
Все трое они составляли прекрасную группу: прекрасный старик и двое детей, сближенных искренней привязанностью.
