Слова эти, полные иронии, повлияли на разгоряченного монаха как ведро холодной воды; он мгновенно успокоился.
— Правда, правда! — шептал он. — Меня все доктора уверяют, что я иначе не умру, как от апоплексического удара. А между тем, я веду жизнь самую примерную, самую умеренную. Не правда ли, Мальсен?
— Ваше преподобие правду говорите: вы пьете мало, а едите еще меньше, — ответил интендант.
— Вы слышите, граф! Вы слышите, что говорит о моей умеренности Мальсен! Апоплексический удар, постоянно угрожающий выключить меня из числа живущих, не есть следствие моей жизни, а только кара Господа, которую я и посвящаю во славу Ему и молю, пусть ради моих невинных страданий Он простит вам ваши небольшие случайные прегрешения.
Последние слова произнесены были таким странным носовым голосом, что Мальсен отвернулся, чтобы скрыть смех, а граф снова разразился громким хохотом. Капеллан, наверное, рассердился бы на такую профанацию, но не имел времени: две великолепные гончие собаки, лежавшие у ног Каспара д'Эспиншаля, вдруг поднялись и принялись лаять.
Колокол, повешенный на столбе с наружной стороны рвов замка, зазвонил громко. Граф встал с кресла.
— Это, должно быть, гости! Гости хотят нас посетить, я пойду их встречать.
Но едва граф запер, выходя, дверь, как капеллан и интендант вскочили со своих мест и, подпрыгивая, как сумасшедшие, сошлись вместе.
— А что ты думаешь! Разве граф не дурак? — заговорил монах. — Клянусь чертом! Он и не подозревает, что мы подсмеиваемся над ним, которого боится весь свет.
— Не очень ему доверяй! Эти д'Эспиншали — хитрые мошенники и мастера, от природы одаренные талантом выкидывать всевозможные дьявольские хитрости. К счастью, мы знаем его слабую сторону и знаем, чего он боится.
— Он боится Бога.
— Нет, не Бога, а дьявола и ада, и этим-то мы его удерживаем и обуздываем.
— Ну разве я не был прав, сказав, что он величайший дурак!
Интендант и капеллан после этой фразы снова принялись смеяться. Но Мальсен скоро снова сделался серьезен.
— А если он на самом деле вовсе не так наивен, каким мы его считаем? — обратился он к монаху с тревожным вопросом.
— Что значит ваш вопрос?
— Думаю, он кое-что знает про нас.
Монах побледнел.
— Вчера он мне заметил относительно канарийского вина, будто оно неестественно скоро исчезает.
— Ого!
— Неделю тому назад, в разговоре, он бросил мне также сомнительное словцо, заметив: «Ты не лунатик ли, Мальсен! В твоей комнате всю ночь кто-то расхаживал!»
