Сценарист | страница 14
— Свечу, — сказала она.
Я потянул за цепочку, и над зеркалом вспыхнула голая лампочка. «Хватит на сегодня свечей». Взял с полки губку и сел рядом с ванной на подушку из пены.
— Что ты со мной, как с маленькой.
— Иногда можно, — сказал я, отжимая губку так, чтобы струйки теплой воды стекли по ее груди.
— Родичи у тебя колоритные. Бабушка с дедом.
— Они сюда после маминой смерти переехали.
— Откуда?
— Из Югославии, — сказала она.
— Босния, Герцеговина, Хорватия, Сербия, Словения, Македония. Раньше все это было одной страной.
— Ты говоришь на их языке?
— Mala kolicina.
Я намылил ей плечи и шею, макнул губку в воду и прошелся сверху вниз по руке, изучая рубцы. Почему-то удивился, когда они не смылись. С улицы донесся звук сирены. Балерина вздрогнула, и из воды выпорхнули мокрые пальцы, роняя пену, трепеща в ароматном пару.
— От чего тебя лечат? — спросила она.
— Не знаю, — сказал я.
— А диагноз какой? Диагноз всем ставят.
— Прямо перед приходом в больницу я накупил искусственного покрытия и пластиковых труб, собравшись строить площадку для гольфа в гостиной.
— Твоя гостиная, — сказала она. — Что хочешь — то и строй.
— Я в гольф в жизни не играл.
— А-а.
— Чтение рекламных буклетов из турагентств тоже плохой симптом, но был еще и похуже: эксперименты с лекарствами. Скажем, от карбоната лития у меня дрожь в руках и ноги заплетаются. И я решаю с лития соскочить, а, например, буспар[16] или ламиктал[17] удвоить. Теперь руки в порядке, зато все забываю или жру как свинья. Экспериментирую дальше: одно отменю, другое добавлю, но пользы от этого, как… Ну как… Не знаю, с чем сравнить.
— А ни с чем, — сказала она.
— Под конец торможу по полной. Например, думаю: «Надо бы на улицу выйти», — но только шапку надену и сижу. На этой стадии обычно сдаюсь в больницу, где меня подлечивают и отправляют обратно. Я порезвлюсь немного, повпахиваю — а потом опять стоп-машина.
— Ты свой диагноз знаешь, — сказала она.
— А толку-то? МДП II, Мираж Синема IV — какая разница?
— Так всю жизнь и промыкаемся по психушкам, — сказала она.
— Au contraire: завтра же утром выпишусь.
— Зато мы понимаем друг друга без слов.
— Угу, — сказал я.
— В детстве, — сказала она, — я считала, что муфта — это жена муфтия.
— У тебя красивый рот, — сказал я. — Я хотел бы забиться в него и умереть.
— Мне двадцать девять лет, — сказала она. — У меня во рту кладбище мертвых мальчиков. Она дунула на ладошку, посылая воздушный поцелуй.
— А что если ты просто безумно устал? Переутомился?