Книга примет | страница 18
Нужно взять в какую-либо посудину воды из трех ручьев. Наливают ее ковшом, перекрестившись прежде всего три раза. Зачерпывают воду по теченью, считая ковши так: не раз, не два, не три... не девять... (всего 27 ковшей, т. е. три раза по 9-ти). Нужно стараться брать столько воды в ковшик, чтобы в эти 27 раз наполнить ровно половину посудины. Если же кажется больше или меньше, то выливается вон, наотмашь говоря: тьфу ты, окаянная сила! Если же налилось как раз до половины, то становятся на развязанный веник и обливаются этой водой, произнося следующие слова:
«Стану я млада на шелков веник белым телом, белой грудью, черными бровями, ясными очами, ретивым сердцем, слабыми мыслями, попрошу я серого зайку: прибежал бы ко мне серый заюшко, снял бы с меня тоску-кручину, печаль, и понес бы он ее в чистое поле и спустил бы ее по буйному ветру, разнесло бы ее по разным городам и вложил бы ее рабу Божию (имярек), об ком я млада кручинно тоскую».
Стану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, собачьими дырами, тараканьими тропами, не в чистое поле и не в восточную сторону, а в темный лес. В темном лесе есть Черное море, а в Черном море есть плавает Черт да Чертуха, Доданной да Водянуха, в одно место хребтами, порозно лицами; думы не думают, совету не советуют, блуду не творят и блюдных речей не говорят. Черт идет горой, а Водяной идет водой, и в одно место сходятся, и берут в руки ручное помаханье, они бьются, дерутся, царапаются на смерть. И так бы раб Божий каждый день и каждый час бился, дрался с рабой (имярек) Божией каждый день, каждый час и каждую минуту – во веки веков, повеки, отныне и вовеки.
Зайду я во широкий двор во высокий дом, запашу я (имярек) отстуду велику, отстудился бы раб Божий (имярек) от рабы Божьей (имярек), чтобы он был ей не на глаза ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером; чтобы он в покой, она из покоя, он бы на улицу, она бы с улицы; так бы она ему казалась, как люта медведица. И в каком бы она ни была платье, хошь в цветном, хошь в держаном, все бы он не мог ее терпеть, и кажинный бы раз не сносил бы с ее зубов своих кулаков. Хошь бы ладно она делала, а ему бы все казалось не по мыслям. Пошел бы он на улицу, разогнал бы грусть тоску кручину с чужими людьми, и пошел бы он домой и повалился бы на место, и есть у него подушка, ночна подружка, и разогнал бы он с ней грусть-тоску.