Эрлинда и мистер Коффин | страница 2



Излишне говорить, что мистер Крэг был в полном смысле слова джентльменом, преданным мужем, и хотя наш союз не был вознагражден желанным рождением крошек, мы тем не менее успели вкусить счастья у домашнего очага, остывшего, как уже упомянуто, слишком рано, ибо после его смерти в 1929 году я осталась практически без средств, если не считать скудного наследства моей бабушки по материнской линии в штате Каролина[1] и этого дома. Незадолго до смерти мистер Крэг, к несчастью, был вынужден отказаться от страховки, что лишило меня возможности в час нужды ухватиться хотя бы за эту соломинку.

Я обдумывала, открыть ли мне свою компанию, или небольшой ресторан, или искать место в какой-нибудь уже существующей фирме. Впрочем, я недолго пребывала в сомнениях относительно того, куда направить стопы. Ибо не имея желания жить нигде, кроме как под собственной крышей, я вознамерилась (и не без успеха, по крайней мере финансового) преобразовать дом таким образом, чтобы обеспечить себе доход малоприятным, но вынужденным способом — предоставлением приюта гостям за плату.

Поскольку дом у меня просторный, дела шли неплохо, и с годами я притерпелась к этому унизительному положению к тому же втайне я находила поддержку в мыслях о бабушке, Арабелле Стюарт Слокум из графства Уэйн, ибо ясно помнила, как она, тоже вдова, будучи низведенной войной из богатства и роскоши до полной нищеты, зарабатывала на хлеб себе и детям стиркой — пусть исключительно постельного, но все же белья. Признаюсь, бывали ночи, когда, оставшись наедине с собой в своей комнате и вслушиваясь в тяжелое дыхание гостей, я ощущала себя современной Арабеллой, подвергнутой, как и она, тяжким испытаниям, но даже в них сохраняющей верность тем высоким идеалам, коими мы с ней, как и все Слокумы, руководствовались с незапамятных времен в графстве Уэйн.

И все же, вопреки ниспосланным испытаниям, я еще недавно могла сказать о себе, что «восторжествовала», что за двадцать лет содержания гостиницы мне ни разу не пришлось столкнуться с проявлениями уродства, что мне исключительно везло на постояльцев, коих я выбирала из числа тех, кто, как говаривали раньше, достиг зрелого возраста. Но отныне, увы, об этом можно говорить только в прошедшем времени.

Поздним воскресным утром три месяца назад я была в гостиной, пытаясь без большого успеха настроить пианино. Раньше я хорошо настраивала, но нынче слух уж не тот, и признаюсь, я была порядком раздражена, когда звонок в дверь оторвал меня от этого занятия. Ожидая кое-кого из родственников моего покойного мужа, собиравшихся в тот день разделить со мной трапезу, я поспешила к дверям. Однако это оказались не они: на пороге, умоляя себя впустить, стоял высокий худой джентльмен в средних летах и укороченных брюках, столь излюбленных на Бермудах.