— Борис, твоя личная жизнь меня не касается и к нашему деловому сотрудничеству отношения не имеет
— Я рад. Тогда, если не возражаешь, зайду вечером около восьми.
У него был усталый вид, и я решила, что леди-босс обойдется без меня еще часок-другой.
— Ты уже завтракал?
— Даже не ужинал. Нечем.
— Приглашаю в нашу пельменную.
Борис усмехнулся:
— Учти, платишь ты, я сегодня без гроша.
— Ладно, мой бюджет это выдержит.
В маленьком чистеньком заведении было пусто. Стоявшая за стойкой толстуха приветствовала нас почти по-родственному:
— Постоянным посетителям доброго утречка. Вам как всегда?
— Мне — да, а ему двойную порцию, пожалуйста.
Мы устроились за столиком в углу и принялись за "Пельмени русские ручной лепки" (цитирую прейскурант).
Борис поглядывал на меня, пока мы ели, и, наконец, сказал:
— Оля, по твоему лицу видно, что ты хочешь задать мне десяток вопросов, но стесняешься. Правильно?
— Извини, Борис. Я не думала, что это так заметно.
Он чуть улыбнулся:
— Не надо извиняться. Любопытство — вещь вполне естественная.
Входная дверь хлопнула, вошел кругленький рыжеусый мужичок, распространяющий благоухание вчерашних возлияний, увидел нас и понимающе подмигнул:
— Что, ребята, тоже с утра трубы горят?
Мы переглянулись и сначала потихоньку, а потом во весь голос захохотали.
— Пошли ко мне, — предложил Борис, когда мы немного успокоились. — У меня еще остался хороший кофе.
Я не стала отказываться.
Борис не признавал растворимый кофе в полулитровых кружках. Мне всегда нравилось наблюдать, как он священнодействует с кофемолкой и джезвой и торжественно разливает крепчайший ароматный напиток в хрупкие чашечки.
— Боря, это не кофе, а мечта. И почему я не додумалась включить его в обязательную плату?
— Ты можешь переиграть.
— Нет уж, уговор есть уговор. Сама прошляпила.
— Ты молодец, хорошо держишься, — сказал Борис. — Обычно в нашем провинциально-старомодном Энске таких, как я, иначе, чем извращенцами не называют. Правда, меня это уже не задевает. Я есть то, что я есть и другого не дано. Таким уродился. Когда это понял, то сначала переживал, комплексовал и, возможно, именно поэтому рано начал интересоваться психологией, в частности, психологией пола. Потом поступил в институт на факультет педагогики и психологии. Там у меня появился друг. Эжен внешне его очень напоминает, это, пожалуй, единственный привлекательный для меня тип. Этот человек был неглуп, начитан, умел красиво говорить о традициях античности, цитировал Платона и очень тактично внушал, что все, с нами происходящее, естественно и прекрасно. Конечно, мы конспирировались, но однажды потеряли бдительность, и его родители застали нас в самой недвусмысленной ситуации. Им очень не понравилось, что я, по их словам, "развратил их дорогого сыночка". Мой друг поддержал эту версию. Я его не виню, он зависел от родителей и спасался, как мог. Они были людьми весьма влиятельными и быстро устроили так, что меня под благовидным предлогом выставили из института. Этого показалось мало, они заявились к нам в дом и устроили жуткую сцену. Мой отец человек консервативный, можешь представить его реакцию. Думаешь, я сам из дома ушел? Нет, Оля, меня выкинули на улицу в домашних тапках и с разбитой физиономией, сопроводив пожеланием убираться ко всем чертям.
