- Мои отец и мать?
Это были его первые слова. Голоса он не услышал, с губ сорвался сипящий хрип, словно каркал древний старик. В легких еще остался дым, и Кирон тут же зашелся кашлем.
- Крепись, парень, - сказал Шолто. - Надо уметь переносить несчастья.
- Они мертвы?
- Да, мертвы... Твой отец успел рассчитаться. Рядом с ним мы нашли троих, которые убедились в его силе.
- А мать?
- Прости меня, сынок, - мягко произнес Шолто. - Есть вещи, для которых я не могу найти слов. Я простой человек. Прости меня. Моя жена тоже мертва, и разум мой помрачен... Твоя мать была незаурядной женщиной. Давай не будем больше об этом.
Кирон осмысливал сказанное. «Шолто прав, - тупо подумал он. - Лучше не расспрашивать».
- Поблагодари Лудда, что сам остался жив, - сказала Петрина.
- Элике Фитзалан убита, - промолвил Кирон.
- Меч, который ты держишь, я вытащил из ее живота.
Петрина поцеловала его еще раз.
- Да пребудет с ней Лудд. Она была прекрасна. Мне нечего делить с духом мисс Фитзалан.
- И кто же, - Кирон поднял голос, - кто уничтожил нас? Кто устроил ночную резню и бесчинство?
Странное лицо возникло перед ним.
- Господин, эти люди - разбойники, подонки и негодяи. Они пришли из Северной Африки. Опустошив берега Средиземноморья, они принялись за Европу.
Кирон вгляделся в худого человека с дикими глазами. Незнакомец был одет в лохмотья, сквозь которые виднелись кровавые раны.
- Откуда ты знаешь?
- Я приплыл с ними.
Кирон непроизвольно схватился за меч.
- Приплыл с ними? - Он вскочил на ноги. - Значит...
- Спокойно, мальчик, - остановил его Шолто.
- Не хотелось бы разбивать тебе голову. Этот незнакомец пришел как друг.
- Я приплыл не по доброй воле. Меня взяли в рабство.
- У них есть рабы? - изумился Кирон.
- И мужчины, и женщины, - мрачно подтвердил моряк. - Если раб силен и здоров, его кормят, а когда он заболевает или не может больше приносить пользу, его выкидывают за борт.
- Они не люди!
На лице незнакомца заиграла ледяная улыбка.
- Может, они и не люди, но они смертны! В прошедшем году у меня было мало радостей, но одну я запомню на всю жизнь. Двоим из них я намотал на шею цепи, которыми сковали мои руки и ноги. Я с удовольствием сорвал для этого собственную кожу.
Он вытянул вперед руки; запястья превратились в кровавое месиво. Кирон отвернулся.
- Я сам сбил с него цепи, - сказал Шолто. Придя в себя, Кирон повернулся к незнакомцу:
- Простите меня, сэр.
- Вы ничем меня не обидели. Пусть меч, которым вы завладели, еще не раз побывает в телах тех, кто его принес сюда.
