В тот же день Столыпин отправил Николаю II ответное письмо, где указывал: «Исходя из начал гражданского равноправия, дарованного манифестом 17 октября, евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия»; частичная отмена ограничений дает возможность Государственной думе отложить разрешение проблемы «в полном объеме на долгий срок»; принятие законопроекта успокоит «нереволюционную часть еврейства» и избавит «законодательство от наслоений, служащих источником злоупотреблений». Затем Столыпин вновь подчеркнул мысль о царском одобрении правительственного сообщения от 24 августа, а также, что Николай II сам указывал «на неприменимость к жизни многих из действующих законов» и лишь не желал их изменения без Думы.
При полном соблюдении тайны, — продолжал премьер, — слухи о подготовке журнала проникли в общество и прессу, поэтому царь ставил себя в невыгодное положение, ибо Совет министров единогласно высказался за проект (следует напомнить, что Коковцов говорил о его принятии большинством Совета — А. М.).
Осталось неясным, хотел ли Столыпин ответственность взять на себя, чтобы не компрометировать Николая II, или хотел не подрывать авторитет Совета министров.
Так как о возвращении журнала царем еще никто не знал, Столыпин просил, по крайней мере, переделать «резолютивную часть журнала», а именно, испрашивать царя не на утверждение им журнала по 87 статье, а на двоякую запись — внести ли вопрос в Думу или разрешить его по 87 статье. В том случае, — завершал письмо премьер, — правительство «в глазах общества не будет казаться окончательно лишенным доверия Вашего Величества, а в настоящее время Вам, Государь, нужно правительство сильное».[55]
Николай II не заставил себя долго ждать и уже на следующий день, 11 декабря в письме согласился с предложением Столыпина.[56] Практически царь предпочел более краткую резолюцию. «Собственной Его Величества рукой начертано: „Внести на рассмотрение Государственной думы“. 15 декабря 1906 г. в Царском Селе. Председатель Совета министров Столыпин» — такая запись сделана на первой странице журнала.[57]
Столыпин говорил Коковцову, что не ожидал подобного решения, так как ему приходилось делиться мыслями на основании опыта в Западном крае, и Николай II «ни разу не высказал принципиального несогласия». Однако Столыпин отнесся к решению царя спокойно.[58]
Гурко писал, что царь взял на себя ответственность за отклонение проекта, спасая от нее правительство. Далее он упоминал о различных версиях, циркулировавших в Санкт-Петербурге относительно законопроекта. По одной из них решение царю подсказал Столыпин. Сам Гурко утверждал, что не знал, какая из версий правильна.
