- Голозадыми не оставь нас, батюшка!
- Мыслимо ли? - подхватил Иван. - Одни на войне наживаются, а мы сами себя норовим разорить... Чем будем ребят кормить? Не мякиной же! Нет, батя, не дело ты замыслил, пекшись о Павлухе. Знаем, он у тебя дитятко балованный, но и о внучатах бы подумал... Послать бы тебе, батюшка, обоих на войну: и Карпа, и Павла!
- Тебе-то с Миняйкой легко так рассуждать, - возразил Савелий. Знаете - вас не пошлю. А каково молодшим? Ну, помысли, какой из Павлуни ратный? (Про Карпа нарочно не упомянул. Сам Карп лишь хлопнул ресницами и непонятно, огорчился ли он словами отца. А Варя насторожилась - веретено в её пальцах замерло.) Не оперился он ещё для ратного дела. Свинью, когда её колют, и то боится подержать за ноги...
- Не выгораживай Павлуху, - опять вставил Миняйка. - Он и так у тебя занянченный!
Глаза Савелия сверкнули - понял, что старшие сыновья в сговоре. Настаивать на своем не имело смысла, к тому же, старшие по-своему были правы. Но голос слегка возвысил:
- Вот вырастут ваши детки и настанет пора послать их на брань попомните меня! (Постучал пальцем о край стола.) Что ж, за обоих стоять не буду, а Павлуху не отдам.
Веретено из рук Вари выпало и покатилось. Карп сидел белый, как снег. Грохнул кулаком о стол - тарелки и ложки загремели: "Ы-и-и!"... Вопль отчаяния тут же прервался, словно обрезали горло - Карп умел взять себя в руки. Придерживая живот, Варя склонилась со скамьи, долго шарила под лавкой, ища веретено. Тихо спросила:
- Почто, батюшка, пойдет на брань мой муж, а не Павлуха?
- Карп - он приспособчивый, сохранит себя. А Павлуха жидковат еще...
- Не видишь - на сносях я? Не наказал бы тебя Господь за нас с Карпом...
Колко взглянул свекор на занозистую сноху, но не отмолвил: грех было бы обижать за оговорку.
Старуха, пока обедала первая очередь, тоже пряла. А когда разговор зашел о том, кому идти на брань, прясть перестала: открыла рот, слушая. Веретено в руке замерло. Потом, как только чада слезли с печи и брызнули за стол, она молча залезла на печь.
Савелий окликнул ее:
- Онюшка, ты-то почто не садишься за стол?
- Не в охо-отку чтой-та, - жалобно протянула она.
Глава двенадцатая Брат сердится на брата
После обеда легли отдохнуть. Савелий полез на теплую печь, ко внучатам. Под его крепкий храп вскоре поуснули все: мужчины - на полу, на соломе, застеленной меховыми овчинами; женщины - на полатях и лавках. Лишь Карп и Варя не сомкнули глаз - он ворочался на своих овчинах, и солома из-под них выбилась, а Варя лежала на полатях недвижно, уставя взгляд на темный от копоти потолок.
