- А я - кметь? - надрывно крикнул Павел, резко обернувшись. - Я, по-твоему, зверь, чтоб убивать людей?
- Не шуми, тут тебе не торжище, - заметил Миняйка. - Молод ещё шуметь-то на старшего. Никто не рек, что ты зверь. Что ж, по-твоему, мне идти на брань или Ивану? Ты холостой, у тя и детишков-то нету...
Иван подхватил:
- Среди нас дураков нет, и все мы знаем, кому идти воевать. И неча увертывать! Ты пойдешь, а не я и Миняйка!
Савелий свел брови - не терпел семейных ссор:
- Нишкни! Не хватало вам ещё подраться! Не допущу распрей...
Наступило молчание: всем был известен суровый отцовский норов. Спустя минуту Савелий помягчел:
- Уж и не знаю, чем вас утешить. Одного-то откуплю лошадьми, а вот другого - нечем, ну никак нечем!
Вернулись в кузни. Горны успели поостыть, и во всех трех шумно, с прихлопом, заработали кузнечные мехи. Сунув клещами кус железа в жар, Савелий по-стариковски тяжело отступил, присел на куцую, до лоска затертую, скамейку. Разгорающийся в горне жар высвечивал на его крутой, под колпаком, медной лобизне густую сборку морщин - печать изжитых лет и очередной заботушки. Как выручить Павла, любимого сынка? (Тот стоял у рукояти мехов и накачивал воздух с остервенением, зло.) Не удастся выручить - не только Павла обидит, но и себя накажет. Случись, убьют в бою - Савелий не простит себе, изведется в муках запоздалого раскаяния...
Выхватив клещами раскаленный кус железа, Савелий мягко положил его на наковальню, под злые удары сыновней кувалды. Искры - снопами наземь, на обутку, на толстокожий запон. Отмолотив, распаренный Павел швырнул кувалду на пол - и вон наружу. "Рвет и мечет, рвет и мечет, - подумал Савелий. Дерганый какой-то... Эх, кабы было серебро! Рази пожалел бы?"
Освежась на морозном воздухе, Павел переступил порог.
- Почто, сын, так убиваться? - сказал Савелий, жалеючи Павла. Знаешь сам - нет, нет у меня серебра!
- А я и не прошу, - ответил тот с раздражением. - Токмо, батюшка, попомни - лучше в петлю залезу, чем на войну...
Савелий замахал на сына руками:
- Такие думки, едреныть, брось, брось! Грех заводить такие думки!
Павел вновь ухватился за рукоять мехов - закачал резко, зло.
- Они, думки-то, сами лезут в голову! - бросил через плечо.
"Ишь, нахал, чем вздумал испужать отца... - размышлял Савелий . - В петлю... Чего доброго, и впрямь полезет!" Как его успокоить, умягчить? Само собой вырвалось:
- Обожди, сынок, - посоветуюсь с твоими братьями - глядь, и тебя откуплю... Коров, овец продам - перебьемся как-нибудь до весны...
