- Тьфу, дурной, тьфу! - раздается его гулкий, как из бочки, голос. Почто прибыл? Не стыдно? Напакостили с Ольгом, а теперь дай вам мир? Не примет тебя наш князь! И я тебе не помога - даже и словечка не замолвлю!
Дверца - хлоп! Возок взвизгнул полозьями и полетел.
Так и убыл Афанасий Ильич из Москвы не солоно хлебавши. А напоследок своими глазами увидел: Боброк делал смотр своим полкам. Видно, готовятся к походу. Куда, на кого? Выяснил - на Рязань, на князя Олега...
Эхма!.. Не дай-то Господь. Сильна Москва - сладить ли с её ратью рязанским полкам ?
В то время, как старший посол переживал за неудачу, горевал, младший, Епифан Кореев, и в ус не дул. Его ничуть не обеспокоило, что московский князь не принял их. Езживал и хаживал по Москве с таким видом, будто был пуп земли. Высокий, слегка сутуловатый, он смотрел на все и вся темными блестящими глазами беспечно, с веселой ухмылкой. На торгу, случалось, подтрунивал над простыми московитами, вроде бы в шутку называл их москалями или москалитами, то есть мошенниками. "Молод ещё - вот и ерничает!", думал Афанасий Ильич, в душе стараясь оправдать задор младшего посольника.
На пятый день по выезде из Москвы слева показалось село Скорнищево1 с небольшой ладной церковью посередине его. Завернули, чтобы переодеться из дорожного платья в нарядные кафтаны и выходные бобровые шубы. Предстать перед князем надлежало в праздничных одеждах.
Скорнищево было селение зажиточное. Здешние крестьяне выращивали хлеб, разводили скот, занимались скорняжным делом, иные не брезговали конокрадством. Селение располагалось на круче, и прямо под ним на много верст раскинулась приокская пойма, дававшая в изобилье сено. Близость Переяславля позволяла сбывать на его торгу рожь, коней, кожи, сено. Кошельки крестьян не скудели, а их дома и дворы отличались добротностью.
Староста, в доме которого переодевались господа, привык к тому, что путники, проезжая через Скорнищево, обращали внимание на его удачное расположение и зажиточность здешних крестьян. Эти же, особенно Афанасий Ильич, заметно чем-то угнетенный, явно поторапливались; при этом Афанасий все никак не мог попасть рукой в рукав поданного ему кафтана. Староста спросил его - уж не стряслось ли чего, на что посол ответил прямо: войной запахло, Москва грозит...
И тут Епифан, в отличие от старшего посла, не изъявлявший особенных признаков беспокойства, с беспечностью сказал:
- Экое дело - Москва грозит! Тоже мне - испугался московита...
