Все молчали, никто даже не поздоровался. Каролина была скованна и угрюма; подобрав под себя ноги, она теребила шов на носке шерстяного чулка. Родерик нервно скручивал сигарету. Миссис Айрес поправила на плечах шаль и, опустившись в кресло, сказала:
— Надеюсь, доктор Фарадей, вы понимаете, что мы напрочь выбиты из колеи. Вы были в Стэндише? Умоляю, как там девочка?
— Насколько я знаю, ей лучше, — ответил я и, заметив непонимающий взгляд, добавил: — Я ее не видел. Теперь ее врач Джим Сили. Утром он был там.
— Сили? — переспросила миссис Айрес. Ее презрительный тон меня удивил, но потом я вспомнил, что отец Сили был врачом маленькой Сьюзен, ее умершей дочери. — С тем же успехом можно было позвать цирюльника Крауча. Что он говорит?
— Ничего особенного. Состояние девочки стабильное. Родители хотят отвезти ее в Лондон, как только она окрепнет.
— Бедный, бедный ребенок. Весь день я о ней думаю. Знаете, я им звонила. Трижды, но к телефону подходит лишь горничная. Я хотела им что-нибудь послать — цветы или, может, подарок. Ведь таким людям деньги не предложишь… Помню, как-то очень давно пострадал один мальчик… Дэниел Хиббит… помнишь, Каролина? В наших угодьях его лягнула лошадь, и с ним случилось что-то вроде паралича. Кажется, тогда мы все уладили. А вот сейчас прямо не знаешь…
Голос миссис Айрес угас. Рядом со мной заерзала Каролина, не оставлявшая в покое шов на чулке.
— Я не меньше других переживаю за девочку, — сказала она. — Но я бы точно так же переживала, если б она сунула руку под бельевой каток или обожглась о раскаленную плиту. Ведь это просто невезенье, да? Цветами и деньгами не поможешь. Ну что тут поделаешь?
Она уткнулась подбородком в грудь, голос ее звучал глухо.
— Боюсь, Бейкер-Хайды ждут каких-нибудь действий, — помолчав, заговорил я, но Каролина меня перебила:
— Таким людям ничего не докажешь. Знаете, что сказал этот шурин? Они не только содрали почти все панели, но хотят целиком снести стену южного крыла, чтобы устроить для друзей что-то вроде кинотеатра! Оставят портик, и все! Будет «дешевая киношка», как он выразился.
— Что ж, перемены неизбежны, — уклончиво ответила миссис Айрес. — Когда мы с твоим отцом поженились, мы многое поменяли в этом доме. Очень жаль, что в Стэндише не сохранились гобелены. Вы их видели, доктор Фарадей? Агнес Рэнделл этого не пережила бы.
Я не ответил, и они с Каролиной еще минут пять мусолили эту тему; у меня возникло подозрение, что они, умышленно или безотчетно, уклоняются от более важного предмета. Наконец я сказал:
