– Так кажется всем, кто никогда не был связан с химфаком Московского Университета.
– В документах сказано, что индивидуальными защитными приспособлениями вы не пользовались, – встрепенулась ворона. – Почему?
– Пшежецкий не дал мне противогаза, не говоря уже о защитном костюме?
– Где написано, что он не дал? – возражает ворона. – Тут сказано лишь, что вы им «не пользовались».
– А почему вы сидите без противогаза?
– Как почему? С какой стати я должна сидеть в противогазе?
– А с какой стати я должна была работать в противогазе? Как я могла знать, что вещество ядовито, если Пшежецкий «не указал мне на его токсичность.»
– Допустим! Но он мог приказать вам надеть противогаз. – Ворона даже привстала со стула.
– Вы предполагаете, что противогаз лежал рядом, а я просто забыла его надеть? Или Пшежецкий натягивал на меня противогаз, а я сопротивлялась? Думаю, женщине в двадцать два года было бы достаточно намека на возможные ожоги лица, чтобы она надела на себя даже водолазный скафандр.
Очнувшись от раздумий, судья Пискарев спрашивает: «Вы расписывались журнале инструктажа?»
– Где я могла расписываться, если в акте расследования сказано: «Журнала инструктажа не было».
– Скажите, гражданка Рябова вы знали, что со сломанной вентиляцией работать не положено?
– Знала.
– Почему нарушали правила?
– Я подчинялась преподавателю.
– Это нигде не отмечено,
– В акте указывается, что «весь синтез длился пять минут.» Пшежецкого не было только в тот момент, когда синтез отравляющего вещества подходил к концу.
– Ваш преподаватель живой человек! – протестует ворона.
– Пшежецкий вышел не в туалет, а в соседнюю комнату.
– Таких деталей вы знать не можете.
Долго и подробно выясняли, где в этом здании туалет и двинулся ли туда Пшежевский. Выяснилось, что он исчез лишь в ближайшую комнату.
– Хватит нам туалетных подробностей!– вскричала ворона, поняв, что ее отвлекающий маневр не прошел.
– Скажите, пожалуйста, – продолжает Пискарев, – когда Пшежецкий предложил вам делать курсовую в его лаборатории?
– Сойдя с автобуса, я пошла к химическому факультету. Пшежецкий встретил меня в своей машине, чтобы отвести к себе в корпус.
Нависшие брови судьи стягиваются жесткими складками на переносице,
– Понятно… Очевидно, вы были очень хорошо знакомы, если ваш научный руководитель заезжал за вами на машине.
Огонек интереса тут же вспыхнул в глазах заседательниц. Их воображение завертелось, как пропеллер самолета, отрывающегося от земли .
