– О, мне нравится такая бережливость! – засмеялась Анхен. – Ты умница, моя девочка. Ты вязала это кружево мне в подарок, верно?
Розмари подняла голову и взглянула на нее одним глазом: второй безнадежно опух.
Она молчала.
– Вот и хорошо, – продолжала Анхен ласково, так ласково, что Розмари стало не по себе. – Потому что ты принадлежишь мне. Ты должна помнить, что мне ты обязана жизнью. А значит, вся твоя работа принадлежит мне. Не моей матери. Не Матроне. Не Филимону. И даже не… – Она хохотнула: – И даже не Виллиму. Ты это поняла?
Розмари молча смотрела на нее, но не видела: единственный зрячий глаз заплыл слезами.
– Если ты сейчас ответишь «нет», – с нежной улыбкой проговорила Анхен, – я расскажу всем в этом доме, что ты воровка, что ты крала мои нитки, плела кружево для продажи. А первому я расскажу об этом Виллиму. Он ненавидит неблагодарных воришек так же, как и я. Мы выгоним тебя вон, и ты больше никогда его не увидишь. Ты умрешь с голоду. Ты будешь скитаться бездомной до тех пор, пока не замерзнешь под каким-нибудь забором.
Розмари не слышала последних слов. Она слышала только: «Ты никогда его не увидишь».
Она кивнула, почти лишившись чувств от ужаса.
Анхен удовлетворенно усмехнулась и вышла из комнаты.
Розмари легла ничком. Холодное прикосновение досок пола успокоило пылающую голову, но не могло успокоить то странное чувство, которого она прежде не знала и не ведала, как оно называется.
Но она понимала, что теперь будет испытывать его к Анхен всю жизнь.
Пройдет несколько лет, прежде чем Розмари узнает название этому чувству – ненависть.
Она будет ненавидеть Анхен всю жизнь.
* * *
Катерине показалось, что она ослышалась:
– Ты хочешь переспать со мной?!
– Или ты оглохла, Марта? – ухмыльнулся Иоганн, распахивая свой заношенный, покрытый заплатами кафтанишко и берясь за пояс.
– Здесь… – не могла она поверить ушам. – Ты хочешь, чтобы я легла с тобой в эту грязь?
– Да уж, где тебя только не валяли, если верить слухам, которые ходили, пока ты была подстилкой у солдат! – захохотал Иоганн. – А если не хочешь ложиться, прислонись к заборчику да стань раком.
Катерина с отвращением передернулась, отпрянула, и это заставило Иоганна с ненавистью уставиться на нее:
– Ты брезгуешь мной? Смотри, будь пообходительней… А то ведь я могу донести императору о том, где была его жена нынче вечером.
Катерину пробрала дрожь, но она нашла в себе силы пренебрежительно усмехнуться:
– Ты что, сошел с ума? Тогда выйдут наружу твои дела.
